— Да, нелегко старику. Неделю тому назад он получил известие о смерти жены, да и за сына беспокоится, он подводник, механик, кажется, а у них служба нелёгкая…

Через час они уже находились в землянке начсанарма и, представив ему свой письменный рапорт о сдаче и приёмке, доложив устно о положении дел в госпитале № 27, наконец-таки, официально закончили эту процедуру.

Отпустив Кучинского, который, получив резолюцию начсанарма на рапорте, помчался в отдел кадров армии, чтобы быстрее оформить своё назначение, Скляров обратился к Борису:

— Ну, товарищ Алёшкин, ваше сокровенное желание исполнилось: теперь вы и начальник, и ведущий хирург большого хирургического госпиталя! Постарайтесь сделать так, чтобы ваша работа не вызывала неудовольствия ни с моей стороны, ни со стороны Военного совета армии и сануправления фронта, а главное — со стороны тех тысяч раненых, которых вам предстоит лечить. Вы всегда можете рассчитывать на мою поддержку и помощь, а также и помощь армейского хирурга Брюлина.

Борис решился:

— Товарищ начсанарм, у меня есть личная просьба, разрешите?

— Пожалуйста.

— Вы спрашивали меня, не хочу ли я взять с собой кого-нибудь из медсанбата. Так вот, после кое-каких размышлений я хотел бы взять с собой моего связного, с которым служу уже полтора года. На это я получил согласие командования дивизии. И операционную сестру, с которой я работаю с начала войны.

Николай Васильевич Скляров улыбнулся:

— Я ждал этой просьбы, ведь вас с ней связывают не только чисто служебные отношения, я об этом слышал. Ну что же, не возражаю.

— Шурочка, — позвал он свою секретаршу, находившуюся в другой половине землянки. — Заготовь предписание о переводе из медсанбата № 24 в полевой госпиталь № 27 операционной сестры, младшего лейтенанта медслужбы… Как её фамилия?

— Шуйская, — воскликнула Шурочка, — я её знаю. Я ведь в этом медсанбате тоже когда-то работала…

Борису оставалось только смущённо кивнуть головой.

Часов около пяти вечера, после обеда в Военторговской столовой Алёшкин ехал в своей легковой машине типа ГАЗ-АА, или, как все её любовно называли, «козлике», уверенно ведомой Лагунцовым, в госпиталь. По дороге он дал шофёру следующее распоряжение:

— Товарищ Лагунцов, возьмёте санитарную машину и сегодня же вместе с Бубновым поедете в медсанбат, там переночуете, а завтра утром вернётесь в госпиталь. Туда отвезёте несколько мешков картошки и других овощей, я Захарову скажу, чтобы погрузили, а оттуда возьмёте мои вещи, моего ординарца и собаку. Отдадите вот этот пакет командиру медсанбата, и если медсестра, которая распоряжением начсанарма переводится в наш госпиталь, успеет собраться, то захватите и её.

Лагунцов молча взял пакет и, высадив начальника у крыльца, отправился выполнять поручение.

Войдя в дом, Борис заметил, что кто-то уже успел позаботиться, чтобы его жилище было приведено в относительный порядок: пол был чисто выметен, горели лампочки (темнело рано). На широкой кровати лежал набитый сеном тюфяк, покрытый простынями и одеялом. В головах лежала настоящая перьевая подушка. Стол был закрыт клеёнкой, и на одной его стороне лежал столовый прибор.

Почти вслед за Борисом в дом вошла белокурая молодая женщина с голубыми глазами и приветливой улыбкой на полных губах. На ней была форма и погоны старшины. Она остановилась у дверей и произнесла:

— Товарищ майор, старшая палатная медсестра Мертенцева. Я тут вам постель приготовила и поручила девушкам немного прибраться. Затем устроитесь, как вам будет удобно. Нам Лагунцов сказал, что он вашу операционную сестру привезёт…

Борис рассердился: «Значит, Лагунцов уже успел всем раззвонить, что новый начальник госпиталя с собой из медсанбата операционную сестру везёт! Да, положение, что же делать? Сразу сказать вот этой женщине о своих отношениях с Шуйской глупо, но тогда, как объяснить её перевод вместе со мной? Сказать ей, что Шуйская — моя походная жена, тоже нельзя. Чёрт его знает, в какую историю я влип!»

Он промолчал.

— Вам принести покушать? — спросила Мертенцева.

— Да, я поужинаю. Да не трудитесь сами, поручите кому-нибудь из санитаров принести. Завтра мой связной приедет, тогда он уж обо всём хлопотать будет.

— Ну, то будет завтра, а сегодня, на правах хозяйки, сама поухаживаю, — засмеялась, уходя, блондинка.

Минут через двадцать она вернулась в сопровождении санитарки-дружинницы с сумками, из которых вкусно пахло, и эмалированным чайником, из носика которого шёл пар.

— Кушайте, товарищ начальник, и отдыхайте. Посуду завтра Нюра уберёт, когда завтрак принесёт. Во сколько его подать?

Борис засмеялся:

— Да я со всеми в столовой поем. У вас тут хорошая столовая!

— Столовая-то хорошая, она и за клуб иногда сходит, но начальник госпиталя у нас всегда в своём доме ел. Пока не будем нарушать традиции, — сказала твёрдо Мертенцева.

— Нюра, завтра к 9:00 принесёте завтрак начальнику!

— Слушаюсь, товарищ старшина.

После этого обе женщины вышли из домика.

Борис с аппетитом поел, напился чаю и, едва забрался в постель, как моментально уснул.

* * *

Весь следующий день он, по настоянию Захарова, вынужден был провести на поле, где заканчивалась уборка овощей и заготовка их на зиму. Его заместитель по хозчасти, зайдя к нему во время завтрака, сказал:

— Знаете, товарищ майор, ваше присутствие сейчас на уборке урожая просто необходимо. Увидев вас рядом с собой, все невольно станут работать с большей энергией и энтузиазмом, а это важно: погода ленинградской осенью очень неустойчива. Кто его знает, может, сегодня один из последних солнечных дней. Начнутся дожди — неубранная часть овощей пропадёт. Сейчас надо всех мобилизовать на то, чтобы работать как можно усерднее. Я уже через начальников отделений от вашего имени дал распоряжение, чтобы на территории госпиталя остался лишь самый необходимый персонал и лежачие раненые. Всех остальных уже с семи часов отправил в поле и в овощной сарай. Туда же, кстати сказать, пошёл и замполит Павловский.

— Ну что же, это правильно, потерять даже незначительную часть овощей жалко. После блокады мы, кажется, научились ценить продукты питания. Ступайте, товарищ Захаров, на поле, минут через 15–20 и я подойду. Да, а Лагунцов уехал в медсанбат с овощами?

— Уехали оба — и Бубнов, и Лагунцов, ещё в шесть утра, а картофель, капусту и морковь мы с вечера погрузили. Так что не переживайте, будет ваш медсанбат с овощами месяца на два. Ну, я пошёл.

— Постойте, товарищ Захаров! Вас Алексей Александрович зовут? А меня — Борис Яковлевич, давайте в такой вот «домашней» обстановке друг друга по имени-отчеству называть, согласны?

— Конечно.

На поле и в большом сарае, где со смехом и шутками находилось около полутораста человек — девушек, женщин и мужчин, было шумно и весело. Работали все дружно, стараясь сберечь и сохранить каждый