вверх по ущелью, в том месте, где оно начало расширяться. Они не стояли сплошной линией, а были разбросаны по двое и по трое, прячась в расселинах или за камнями. В шахматном порядке они уходили вглубь на примерно двести метров. Внизу, в сухом русле, ждала в резерве рота Пиньера.

Стояла непроглядная тьма, луна должна была взойти только через час.

Зашуршали, сдвигаясь, камешки, передовые посты насторожились — и феллага с воплями набросились на них. Теснина вспыхнула от края до края — автоматы выпускали длинные опустошительные очереди, глухо бухали гранаты. В то же время миномёты посылали осветительные снаряды, которые плавно кружили над ущельями и хребтами, превращая их в папье-маше.

Бюселье оказался возле пулемёта. Его заклинило, и наводчик никак не мог вставить новый магазин. Бюселье отпихнул его, чтобы занять место, и неожиданно на него свалилось тело, огромное тело, закутанное в шершавую джеллабу. Всем существом он ощутил свирепый удар — и тут же вспышка света пронзила и разрушила темноту вокруг.

«Они поимели меня, как Бистенава», — подумал Бюселье.

Но он ничего не чувствовал, а его голову по-прежнему окутывала воняющая шерстью джеллаба.

Потом он услышал какие-то крики, какие-то слова команды, громоподобный голос лейтенанта Пиньера. Несколько автоматов стреляли короткими, резкими, злыми очередями. Послышался крик Сантуччи:

— Но где же Бюселье?

Он внезапно был тронут до слёз, потому что они говорили о нём, точно он был ещё жив. Мелькнула глупая мысль: «Хорошо иметь друзей и не погибнуть в окружении незнакомцев, как в какой-нибудь автомобильной аварии».

Тело на нём всё ещё оставалось мягким и тёплым, но не двигалось и пахло рвотой и мочой. Он окликнул их и поразился, услышав странный голос, который оказался его собственным:

— Друзья, сюда! Это я, Бюселье.

Тело феллага стащили с него, и сержант поднял глаза, увидя над собой несколько звёзд, равнодушно мерцающих в небе, а затем лица товарищей. Руки ощупывали его тело, но не причиняли боли, расстегивая камуфляжную куртку и ослабляя ремень.

— Но с тобой всё в порядке, — сказал ему Эсклавье.

Капитан помог ему выбраться из ямы. Бюселье был весь в крови, но не ранен. После этого он разразился громким хохотом, нервическим взрывом смеха, который закончился чем-то вроде икоты. Эсклавье обхватил его за плечи и прижал к себе, как потерянного ребёнка, который наконец нашёлся.

— Знаешь, тебе повезло, Бюселье. Феллага, что набросился на тебя, превратило в кашу гранатой, которую бросил один из его же дружков. Тебе лучше спуститься к сухому руслу — санитар даст тебе чего-нибудь выпить, а если считаешь, что справишься, можешь потом вернуться. Это ещё не конец.

— Они прорвались, господин капитан?

— Нет, но точно попробуют ещё раз. Однако по ходу дела они потеряли тридцать человек.

— А мы?

— Парочку.

Бюселье навсегда запомнил это проявление привязанности, когда Эсклавье обнял его.

Четверть часа спустя феллага снова попытались прорваться. На сей раз основная тяжесть легла на плечи роты Пиньера. Но людям Си Лахсена не удалось подойти вплотную — взошедшая луна осветила ущелье и беспорядочную схватку, которая последовала дальше.

Когда феллага внезапно обратились в бегство, лейтенант заметил позади них невысокого человека, чей силуэт вырисовывался на фоне неба — человек стрелял по беглецам из автомата, пытаясь вновь собрать их вместе.

Пиньер поднял карабин, расставил ноги, тщательно прицелился и выстрелил — раз, другой, третий.

Си Лахсен упал на колени и выронил оружие, потом прокатился по склону несколько ярдов, и его стиснутые ладони медленно разжались. Пиньер обыскал мертвеца и вытащил из кармана Воинскую медаль. В бумажнике также нашлось пенсионное удостоверение и последний приказ по армии, в котором он упоминался — в Индокитае.

— Что-то не так с этой войной, — сказал Пиньер Эсклавье.

Несколько хорошо окопавшихся феллага всё ещё понемногу сопротивлялись, но на рассвете их выбили с позиций. Пятеро или шестеро из них сдались — остальные предпочли умереть.

Полк отошёл в сторону П., забрав своих убитых. Известия о смерти Си Лахсена и гибели его банды уже достигли города — население знало, что это была жестокая безжалостная борьба и что все сражались доблестно.

Когда парашютисты проходили мимо, несколько старых чибани[176], чьих сыновей, вероятно, убили там, в горах, помахали им — на их серых джеллабах висели медали — все до единой. Это приветствовали не врага, а просто тех, на чьей стороне в тот день был Всевышний.

На следующее утро в честь двенадцати солдат 10-го колониального парашютного полка, погибших в недавнем сражении, провели религиозную и военную церемонию. Семеро из них были резервистами.

На грузовики погрузили гробы — гробы сколоченные из простых деревянных досок, толщина которых, как и диаметр гвоздей, была установлена интендантством.

Именно тогда Распеги заговорил, обращаясь исключительно к резервистам.

— Вы отменно сражались. И заплатили высокую цену за право быть вместе с нами — поэтому, когда мы вернёмся в город Алжир, любой из вас, кто пожелает, сможет пройти курс подготовки парашютистов. Господа, я горжусь вами и отдаю вам честь.

И Распеги, выпрямив спину и расправив плечи по стойке «смирно», отдал честь отъезжающему с интендантскими гробами грузовику и паре сотен лиц, смотрящих на него — мятежникам Версаля, чьи черты искажала усталость, но на душе было счастье — бой освободил их от кровавой памяти Рахлема.

Затем, в компании майора де Глатиньи и капитана Буафёраса, Распеги пошёл проститься с полковником Картеролем.

— Господин полковник, — сказал он, — у меня для вас подарок.

Он достал Воинскую медаль Си Лахсена и положил её на стол, вместе с листом бумаги, сложенным вчетверо и покрытым пятнами дождя и пота.

— Это цитата из приказа по армии, господин полковник, но она принесла аджюдану Си Лахсену Военную медаль.

Распеги резко встал по стойке «смирно» и зачитал благодарность мятежнику:

— «Аджюдан Си Лахсен из Третьего полка алжирских стрелков, великолепный руководитель и стойкий боец, окружённый в опорном пункте неисчислимо превосходящими силами противника, принял командование после гибели своего офицера, и, хотя был тяжело ранен, отказался сдаваться, сдерживая атаку в течении шести часов до прибытия подкрепления». Это тот самый Си Лахсен, господин полковник, который умер от руки Пиньера, пытаясь остановить бегство своих людей. Было бы проще держать его на нашей стороне. Ах да, чуть не забыл — господин мэр, думаю, у капитана Буафёраса тоже есть для вас кое-что.

— Это расписка о пожертвовании для ФНО, — усмехнулся Буафёрас.

— Это фальшивка, — сказал Весселье.

— Расписка, которая выписана не на ваше имя, а на имя Педро Артаса — управляющего вашим поместьем Бугенвиллеи. Не могу понять, как Педро Артас, который имеет