Его эвакуировали в Ханой на вертолёте. Там его сразу же прооперировали, а три дня спустя к постели с белоснежными простынями пришёл генерал, чтобы вручить ему Воинскую медаль и объявить, что его повысили до аджюдана. На столе стояли цветы, и всякий раз, когда становилось слишком жарко, медсёстры вытирали ему лицо. Пира пришёл навестить его с бутылкой коньяка, спрятанной под курткой. Правила госпиталя, как и Коран, запрещали любое спиртное.

Лахсен был счастлив — о нём должным образом заботились, он был на равных с французами: те же права, те же друзья. Он смеялся над теми же шутками, что и его боевые товарищи. В первом же увольнении такие же аджюданы, как он, только звали их Лё Гуан, Порталь и Дюваль, напоили его в бистро до беспамятства, а затем потащили в бордель.

Теперь, окажись он ранен, ему не положен ни вертолёт, ни госпиталь, а попади он в плен — получил бы пулю в голову от Лё Гуана, Порталя или Дюваля, если бы кто-то из них оказался поблизости.

Для них он был попросту отступником, хуже вьета. Если бы администратор П. не напомнил ему так жестоко, что он всего лишь чурбан, если бы не обокрал его, он остался бы на стороне французов… остался бы?

Нет, он всё равно перешёл бы на другую сторону, чтобы отомстить за целый ряд других несправедливостей — напомнить французам, что алжирец тоже имеет право на уважительное отношение.

Две очереди из автомата, три взрыва гранат. Си Лахсен сунул Воинскую медаль в карман и выбежал из пещеры. Взвод французов, что приближался к расщелине, был яростно атакован.

Командир отделения, Махмуд, жестом пригласил Си Лахсена выйти вперёд и показал ему тела двух парашютистов — жалкие кучки камуфляжной ткани в сотне метров отсюда, — и немного подальше, раненого радиста с рацией на спине — тот подавал сигналы товарищам, что укрылись за несколькими валунами.

— Просто наблюдай, Си Лахсен, — сказал Махмуд, — как на охоте за дичью…

Парашютист бросился вперёд и попытался оттащить радиста, пока товарищи открыли огонь из всего, что было, чтобы прикрыть его. Командир отделения спокойно прицелился. С пулей в голове «ящерица» упал на своего товарища.

— Может хотите следующего? — спросил Махмуд.

Си Лахсен взял винтовку и прикончил радиста. Затем вернулся обратно к пещере. Только что поступила информация, что парашютисты начали продвижение вперёд на правом фланге и теперь удерживали гребень, выходящий на открытую местность.

Ибрагим присоединился к нему в пещере. Усевшись на землю и скрестив ноги, он закурил сигарету, затем достал из жилетного кармана часы — это были большие серебряные часы-луковица, их подарил ему его хозяин — колон из окрестностей П. Ибрагим был очень привязан к нему, но судьба распорядилась так, что этот руми[173], когда подожгли его фермерский дом, находился там со своей женой и детьми. Ибрагим осторожно положил часы обратно в карман.

— Десять часов утра, Си Лахсен, а стемнеет только в десять часов вечера — ждать придётся долго. У них будет всё время мира, чтобы послать за своей авиацией и, может быть, за артиллерией.

— Мы могли бы пойти к высотам, а потом рассеяться, но только на рассвете, а ты пришёл слишком поздно.

Си Лахсен послал за пятью командирами отделений и рассказал им свой план:

— Мы продержимся до темноты, затем попытаемся прорваться в самом слабом месте позиции противника и двинемся к сухому руслу.

Технические слова и выражения Си Лахсен неизменно произносил на французском, и ему доставляло определённое удовольствие демонстрировать перед подчинёнными свои военные познания.

— Мы отрезаны от гор… Любой, кто попытается сдаться, будет расстрелян на месте — раненых придётся бросить. Нас могут атаковать с воздуха, так что окапывайтесь лучше и делайте это быстро…

Командиры отделений завели один из тех бесконечных разговоров, во время которых никогда не решается ни одна проблема, но появляется повод убить время, а заодно обменяться сигаретами, прекрасными мыслями и, порой, оскорблениями.

Три миномётных мины упали перед пещерой, положив конец шикае[174]. Закричал раненый. Командиры отделений бросились обратно к своим людям, которые палили как безумные по утёсам — пули визжали и рикошетили от голых камней. Ничего не было видно, но моджахеды были уверены, что одна рота добралась до разлома и копает окопы. Они прислушались и, действительно, стало слышно, как скрежетали камни.

Другая рота бегом пересекала открытую местность под беспорядочным, а значит почти бесполезным автоматным огнём мятежников. Си Лахсен приказал открыть огонь из миномёта, но мины упали слишком далеко.

С вершины пика длинные шеренги солдат выглядели колоннами неуклюжих упрямых муравьёв, которые спотыкались о препятствия, либо исчезали за ними и появлялись снова. Из-за «тирольского» рюкзака, который парашютисты носили на спине, казалось, что у них широченная грудь и тонкие ноги.

Си Лахсен наблюдал за ними, лежа на животе перед пещерой. Передовые части вскоре достигли подножия пика и скрылись из виду.

В небе появился самолёт-разведчик — размером чуть больше мухи, он настырно, по-мушиному, жужжал. Потом развернулся и, увеличиваясь в размерах, превратился в хищную птицу, чья свирепая тень пронеслась по скалам. Несмотря на приказы, моджахеды открыли по нему огонь, выдав свои позиции. Самолёт, казалось, был подбит — он накренился на крыло и устремился вниз к равнине медленным, грациозным движением раненой морской птицы.

Несколько минут спустя над хребтом с рёвом пронеслись два истребителя. При первом заходе они сбросили несколько бомб, которые разорвались с оглушительным грохотом, вызвав град камней, но не причинив урона. При втором заходе — выпустили ракеты, и четверо, что скорчились в окопе, были убиты. Было видно, как один подскочил в воздух со сломанной спиной, точно дикий кролик, получивший полный заряд дроби.

Лахсен знал, что они налетят снова и будут стрелять из пулемёта на малой высоте. Только тогда самолёт будет уязвим для огня из автоматов и винтовок.

Один из самолётов с рёвом пронёсся над пещерой, стреляя из всех бортовых пулемётов. Обжигающе горячие гильзы дождём посыпались на Си Лахсена, который всё ещё лежал ничком у входа.

Затем наступила тишина. Си Лахсен прополз вперёд под прикрытием скал и осмотрел свои позиции. От пулемётной стрельбы погибли двое его людей, а ещё двое оказались серьёзно ранены. С раной в животе у них не было ни малейшего шанса выжить. Во всяком случае таково было мнение Мокри, врача отряда, который два года учился на медицинском факультете в городе Алжир.

Весь день раненые не переставали стонать и просить воды — морфия, чтобы