Си Лахсен вытащил револьвер, «люгер», тот самый, который администратор П. обычно держал на прикроватном столике, и не спеша, совершенно спокойно, прикончил двух мужчин. Один из них успел проклясть Си Лахсена перед тем, как ему вдребезги разнесло череп.

Затишье длилось час, затем по ним начали бить из 81-мм миномётов. После пары выстрелов «вилкой»[175] они начали находить цель. Были уничтожены один пулемёт и его расчёт из трёх человек.

Ибрагим вытащил из кармана часы. Всего лишь час пополудни.

* * *

Распеги сидел, скрестив ноги, возле своего передатчика и ел чёрствый хлеб, намазанный армейским мясным паштетом, по вкусу напоминавшим опилки и стружки. Перед ним лежала крупномасштабная карта в пластиковом чехле, где он делал несколько красных и синих карандашных пометок, по мере того, как каждая рота сообщала ему о своей позиции.

Майор де Глатиньи, который только что вернулся от миномётчиков, подошёл и сел рядом с ним.

— Выглядит не так уж плохо, — сказал Распеги. — Мы приближаемся к ним, и парни держатся стойко. Потери?

— Четверо убитых и семеро раненых. Все погибшие — люди Эсклавье.

— Что они затеяли на этот раз?

— Группа Бюселье продвигалась по ущелью почти вплотную к позициям мятежников. Они думали, что одолеют врага одной левой и шли вперёд вопреки приказам. Пиньер, который пришёл к ним на помощь, получил в руку осколок, но отказывается эвакуироваться.

— Командовать сможет?

— Да.

— Значит сам разберётся.

— Смерть Мерля стала для него большим ударом. Он был помолвлен с его сестрой, и, думаю, эта смерть положила конец всему.

Распеги жестом показал, что ничего из этого не имеет значения и принадлежит прошлому. Сейчас его занимала только банда мятежников, которая попала в сети, но собиралась сделать всё возможное, чтобы спастись.

Полковник снова склонился над картой. Тень от каскетки скрывала верхнюю часть его лица.

— Глатиньи!

— Да, господин полковник.

— Вы — Си Лахсен, вы окружены на высоте и с вами сотня человек или около того, у вас почти нет запаса еды, воды или боеприпасов. Что станете делать?

— Мне не стоило позволять загонять себя в угол на этой высоте. По моему мнению, Си Лахсен дождётся темноты, а затем попытается прорваться к сухому руслу реки и в долину.

— Верно, именно так он и сделал бы. Но в какую сторону?

— На своём левом фланге. Там ему проще всего.

— Нет, вдоль хребта справа от него, чтобы его людям не пришлось преодолевать чересчур большое расстояние до столкновения с нашими силами и попытки потеснить их. Его последний шанс — быстрая, яростная рукопашная.

Распеги снял трубку и отправил вызов:

— Командиру Синих от Пасавана.

— Командир Синих слушает.

— Ну что, Эсклавье?

— Я кое-как увёл Бюселье. Они были под огнём, но отказались отступать и бросить тела четырёх товарищей.

— Банда — ваша, вы поимеете их этой ночью, приготовься.

Прибежал радист.

— Вызов из П., господин полковник, от полковника Картероля, это срочно.

— У него всё срочно. Принеси сюда рацию.

Радист подтащил к Распеги свой «300», и тот взял наушники, но держал их на вытянутой руке — Картероль на другом конце провода орал, будто с него живьём сдирали кожу:

— Немедленно пришлите вертолёт, чтобы я мог добраться до вашей позиции!!!

— Вертолёт используется исключительно для транспортировки раненых, господин полковник, а у нас уже довольно много раненых.

— Это приказ!

— Если желаете, идите пешком. Это всё. Отбой.

И Распеги оборвал разговор, приказав радисту прекратить всякую связь с П. Затем повернулся к де Глатиньи.

— Из-за этого Картероля убили людей и будет убито ещё больше, а теперь он хочет прилететь сюда на вертолёте, похлопать по спине наших ребят, которые часами жарятся на солнце, у которых не было времени поесть, у которых больше нет воды во флягах, и по-отечески спросить их: «Как делишки, старина?» — а сам только что из-за стола и упился пивом.

— Он всё ещё командующий сектором, господин полковник. Ставить под сомнение иерархию в армии — это не шутка. В данном конкретном случае, вы, вероятно, правы! Но в другое время, чаще всего…

— Жак, — это был первый раз, когда Распеги назвал его по имени, принимая в свою военную семью, как Эсклавье и Будена, — ты думаешь, я не осознаю опасности? Но если мы хотим выиграть эту войну, нужно отбросить все условности. Все мы ответственные люди и держимся вместе. То, что сделали Эсклавье и Буафёрас, что осуждается каждым армейским уставом, позволило нам сегодня заполучить этот отряд в свои руки. Мне не нравится ни резня, ни пытки, но я чувствую, что это ты, я, мы все, перерезали глотки тем людям в Рахлеме и заставили Ахмета и его маленьких дружков из П. говорить.

— А Бог, господин полковник?

— Сегодня вечером Эсклавье и его резервисты сразятся на равных с феллага Си Лахсена. В этом сражении они сведут счёты с Богом или со своей совестью. Сегодня вечером они будут исповедоваться смерти. И мы вмешаемся только в том случае, если они не сумеют справиться сами, но я знаю, что они выстоят.

Распеги прислонился спиной к скале, и у де Глатиньи создалось впечатление, что он уходит в себя, ища в кровавых, тягостных и славных воспоминаниях силы продолжать свою войну.

Но на самом деле Распеги грезил о тёмном стоячем озере, что щетинилось сухими ветками и тростником, кишело медлительной рыбой и источало вязкие миазмы. Он осторожно опустился в эти воды, напрягая живот, раздувая ноздри, борясь со страхом и отвращением.

Рация начала потрескивать:

— Амарант вызывает Фиалку. Пришлите нам ещё чуток гранат, у нас не хватает.

Охота вновь началась, и взрывы бомб и ракет эхом отдавались в глубине долин.

Де Глатиньи сидел, обхватив голову руками, и вспоминал высокогорье мяо.

* * *

Ночь опустилась беззвучно — стрельба затихла. Казалось, мужчины позабыли о своей распре и воспользовались миром и покоем, чтобы собраться вместе, вокруг костра, где, сбросив бремя гнева, мужества и преступлений, они могли довериться друг другу и поговорить о своих домах, об изобильных, приветливых телах своих жён, о своих полных урожая амбарах, об овцах, что жарятся на раскалённых вертелах, и крике детей.

Но вокруг вершины повсюду, не обращая внимания на волшебство ночи, трещали громче сверчков беспроводные рации со своими маленькими оранжевыми лампочками.

— Пасавану от Синего — они наступают.

Это был голос Эсклавье. Де Глатиньи и Распеги тут же приклеились к рации.

Эсклавье разместил людей на полпути