В одно мгновенье случилось что-то непонятное. Подошедший мужчина бросился к нему, но сейчас же, получив удар в подбородок, отлетел на дорогу. Киоси сильно толкнули во двор, калитка захлопнулась, загремел засов.

— Беги за мной! — расслышал он голос Васими.

5

Москва в этот вечер расцветала миллионами огней: две с лишним сотни орудий дали двадцать четыре залпа. Тысячи разноцветных ракет взлетали и рвались в потемневшем московском небе. На улицах было светло, как днем. В потоке людей, глядя в газету, шел высокий, смуглый, средних лет артиллерийский полковник. Его, казалось, не коснулось общее торжество.

— Где-то крепко, стукнули немцев! — бурчал он, быстро пробегая строки газеты. — А ты японский язык, зубри! Какой же фронт? Восемьсот пятьдесят два человека!

На Берсеньевской набережной он вдруг остановился и во всеуслышание воскликнул:

— Рощин! Анатолий Андреевич! Так это же… — он так же неожиданно умолк и сконфуженно взглянул на прохожих. — Дальневосточный фронт! — уже полушепотом проговорил он, отходя к перилам моста. — Анатолий! Еще кто? Ого! Савельев, Смолянинов, Николаенко — старый лафет!

Вдруг полковник почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Осторожно взглянув поверх газеты, он увидел капитана в непомерно длинной шинели, с шашкой, с артиллерийскими погонами.

К небу поднялся новый рой разноцветных огней. Полковник резко опустил газету и даже слегка попятился назад.

— Галлюцинация у меня, что ли? — не то испуганно, не то радостно проговорил он. — Зудилин?!

— Так точно, товарищ полковник! — радостно отозвался капитан. — Я вас сразу узнал. Смотрю, капитан Курочкин, а погоны полковника.

— Но, подождите… — тяжело передохнул Курочкин. — Мне же сказали в штабе штрафного батальона, что вас… — Курочкин замялся, но его собеседник продолжил:

— Расстреляли? Чуть было, товарищ полковник, не случился такой грех, — усмехнулся Зудилин. — Еще бы немного и сыграл в ящик! Удружили вот эти, — показал он измятый тот же номер газеты, что держал и полковник. — Награждены за подвиги ратные! — с издевкой проговорил капитан.

— Постойте, постойте! — не мог прийти в себя полковник. — Как же так?

— Кто на фронте бывал, знает: там минуты — и, — Курочкину явно послышались нотки бахвальства в словах Зудилина. — Власовцы навернулись, и пошла кутерьма. Про меня забыли. Рядом упал товарищ, я схватил его автомат и пошел крошить. Ох, и дрались! Тут меня царапнуло. Восемь месяцев в госпитале провалялся; хитрил, не давал ране заживляться. Такая тоска брала: что, думаю, ждет? Зачах, а жить хотелось. Вдруг узнаю: приговор отменен, восстановлен в офицерском звании… Ну, а вы сейчас на каком фронте?

— Отвоевался! В генштабе сейчас, — ответил Курочкин.

Виктора Захаровича Ставка отозвала из штаба Третьего Белорусского фронта в разгар зимнего наступления. На фронт он так больше и не попал, о чем не мало сожалел: в Германии развертывалась в это время завершающая битва.

В Ставке полковнику предложили составить описание Сабуровского операционного направления. Ознакомившись с разработкой, объявили, что он до времени останется в распоряжении Генерального штаба и включен в специальную группу по планированию Маньчжурской операции.

— Ну, а вы сейчас где? — спросил полковник Зудилина.

Тот отвел взгляд в сторону и ответил нехотя.

— После госпиталя направили комендантом отделения в лагерь военнопленных. Помните полковника Мурманского? Он начальником лагерей был. Там что-то, у них вышло, его убрали, а нас — в резерв.

— Так и ходите в безработных? — спросил Курочкин.

— Получил назначение, — усмехнулся Зудилин. Дальневосточный фронт. А что там делать? Пристать к какой-нибудь генеральше и садить огороды, — пошловато заключил он.

Курочкину показалось, что Зудилин рассчитывает на его одобрение. Полковник долго молчал, собираясь с мыслями.

— Да-а! — недовольно выдохнул он. — С таким девизом туда, конечно, ехать незачем! Вы же служили, Зудилин, на Дальнем Востоке, знаете цену этим огородам! Как же вы смеете так говорить?

— Тогда другое время было, товарищ полковник, — сухо возразил Зудилин. От его первоначальной веселости не осталось и следа.

— А теперь, что? После денонсации пакта о нейтралитете японцы добрее будут или Кислицын распустит свою банду?

— Японцы пошли на попятную, — нехотя отозвался Зудилин.

— На этих днях мне по служебным причинам пришлось познакомиться с некоторыми цифрами, — уже спокойно заговорил Курочкин. — За прошлый год, когда японцы, как вы говорите, пошли на попятную, Дальневосточный фронт потерял три тысячи человек. Выловлено триста диверсантов. Помните Козырева? Героя Советского Союза за эти годы получил.

Зудилин сумрачно молчал. В его взгляде полковник уловил давно знакомое выражение раздраженности.

— Если хотите, капитан, найти свое место, выбросьте эту гниль из головы и езжайте на Дальний Восток с чистыми, хорошими стремлениями, — посоветовал. Курочкин. — Там назревают большие события. Я напишу Рощину, он вам поможет вернуться в дивизион.

Глава вторая

1

Подъезжая к селу, в котором стоял штаб резерва, Георгий Владимирович заметил слева от дороги озеро. На берегу стоял рослый мужчина в белой бурке, сзади болтался такой же башлык. Мужчина энергично махал руками, что-то выкрикивая вниз. Он был так увлечен своим занятием, что не обратил внимания и на машину. Савельева это зрелище удивило. Генерал даже подтолкнул сидевшего рядом с шофером адъютанта и за торопил:

— Останови, останови! Это что за Абрек? — изумленно воскликнул он.

— Командир резерва, товарищ генерал, — доложил всезнающий адъютант, стараясь подавить улыбку, но из этого ничего не вышло, и он рассмеялся.

— Дурачье! В рот положил и то выпустили! — разносился рассерженный густой бас командира резерва. — Бей, бей острогой!

Бросив недоверчивый взгляд на адъютанта, Савельев вышел из машины и направился к озеру. Голос командира показался ему знакомым.

Когда до того оставалось полсотни шагов, к нему рысцой подбежал офицер с красной повязкой на рукаве. Козырнув, что-то коротко доложил. Тот отмахнулся и, бегло взглянув в сторону Савельева, продолжал свое занятие. Командарма такое подчеркнутое пре небрежение рассердило, но он сдержал себя.

— Качура, балда! Куда тебя черт несет? Тычешь острогой, как слепой, — нимало не стесняясь близостью Савельева, кричал командир.

— Трофим Поликарпович, вы? — изумленно воскликнул Савельев.

— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант! — без тени удивления или радости отозвался полковник. Мурманский. — Прошу простить за неформенность… Нелегкая поднесла повара и ординарца, — показал он на стоящих в воде с острогами двух бойцов в противоипритных костюмах. — Тычут, как слепые. Афанасий, шагом марш на кухню, передай Татьяне, чтобы через час был завтрак. Гость будет, — взглянул он на хмурившегося Савельева. — Вторую неделю стою на стыке двух армий, ждал, что кто-нибудь из командармов пожалует для согласованности дислокации. Все же с вами довелось, наконец, встретиться, Георгий Владимирович…

— Вы получили приказ два ноля пятьдесят шесть? — опросил Савельев, чтобы внести ясность в причины своего приезда.