— Объяснимся в штабе, полковник, — предложил Савельев.

У штаба командующего встретил начальник штаба дивизии, человек массивный, с бледным нездоровым лицом. Суетливо представившись, он направился в штаб, открывая перед Савельевым двери.

— Приказ два ноля пятьдесят шесть получили вчера в двадцать три часа, — предупредил он вопрос Савельева.

— Почему до сих пор не доложили командиру? Полковнику нездоровилось эти дни, и он не был в штабе, — виновато пояснил начштаба, открывая дверь в кабинет командира.

Кабинет был роскошен, что приятно удивило командующего.

— Разве о таком приказе не позволительно, доложить полковнику на дому? — продолжал допрос командующий.

— Я не думал, что вы будете так срочно, — несколько замявшись, признался начштаба. — Сегодня воскресенье…

— Принесите приказ, — распорядился Савельев.

Начштаба с подчеркнутой четкостью повернулся кругом и быстро вышел. За окном, где-то совсем близко, раздался плач ребенка. От неожиданности Савельев вздрогнул и быстро подошел к окну. По ту сторону опушки, у небольшого с белым палисадником дома, простоволосая женщина в легком полушубке отряхивала перепачканного снегом мальчонку, дверях дома стояла девочка лет восьми. Эта необычная картина поразила командующего: «Живут, как дома: полная семейная идиллия».

В кабинет вошли Мурманский и начштаба. Полковник был не в духе:

— Простите, товарищ командующий. Этот тюлень, — указал он на своего начальника штаба, — не доложил о приказе.

— Почему же тюлень, Трофим Поликарпович?

Мурманский промолчал, но на лице вспыхнуло раздражение.

«Все такой же! Привык к самостоятельности, подчинение не по душе», — подумал Савельев о нем.

Просматривая представленную начальником штаба строевую записку, Савельев скользнул взглядом по колонке цифр и нашел то, что его интересовало:

— Почему отсутствует такое количество офицеров? — удивленно подняв брови, спросил он начальника штаба.

— М-м-м, — в замешательстве промычал тот. — Видите ли, товарищ командарм, сегодня воскресенье, некоторым местным офицерам разрешено уехать к семьям.

— К семьям? Из позиционного района, к семьям? — переспросил командующий.

— В ближайшие пункты, товарищ генерал, — уточнил Мурманский. — У меня много дальневосточников, а дома не бывали по два-три года.

— А как же, Трофим Поликарпович, на фронте? Там тоже по воскресеньям уезжают к семьям?

— Фронт есть фронт, товарищ командующий, а Дальний Восток — тыл… Глубокий тыл, — ответил тот с заметным раздражением. — В бою офицеру некогда думать о семье. А сидеть без толку в сопках?..

— Я не знаю, что вы называете толком, — жестко прервал Савельев. — Вы гарантированы, что в Квантунской армии сегодня тоже выходной день?

— Японцам теперь не до нас, — возразил полковник. — Они с Америкой связались — не развяжутся. Это вам не сорок второй год.

— Чем же может отличаться поражение в 1945 году от поражения в 1942 году? — пристально глядя на него, медленно спросил командующий.

— Не поражение, товарищ командарм, а соотношение сил, выучка и состояние частей, — с апломбом заключил полковник.

Савельев молча прошелся из угла в угол кабинета… Его начал раздражать этот, казалось, ненужный разговор. Но командующий чувствовал, что не имеет права прервать его на половине. Когда он снова заговорил, голос его был резок, не терпящий возражений.

— Вы считаете, что некоторые стоявшие на западной границе части потерпели поражение на первых порах потому, что были не обучены? — и сам ответил: — Нет! Просто они оказались не боеготовы. Урок достойный того, чтобы его не забывать.

— Может быть и так, — уклончиво отозвался Мурманский. — Завтра всех соберу и сдам.

— На том и решили! — примирительно бросил Савельев. — Личный состав стрелковых подразделений разошлете в части армии по этому расчету, — подал он полковнику лист.

— Артиллерийский полк перебросьте на полигон, посмотрим его на стрельбах. Он далеко стоит?

— Здесь в деревне, — доложил начальник штаба.

— Объявите ему тревогу, — приказал, командующий.

— Тревогу? — переспросил начальник штаба. — Но сегодня, товарищ генерал, воскресенье…

— Объявляйте! — грубо оборвал его Мурманский, Начальник штаба вызвал по телефону штаб полка.

— Амур? Ураган! — раздельно и четко проговорил, он сигнал тревоги. — Нет, ни командира, ни заместителя, — вопросительно взглянул он на Мурманского.

— Повторите приказ! — прогремел тот. — В отсутствие командира сбор по тревоге проводит дежурный по части, — бросая косые взгляды на командующего, резюмировал полковник уставную истину.

Амур? Ураган! — повторил начальник штаба.

— Ну вот и хорошо! — хмуро заключил Савельев, усаживаясь в кресло. — Расскажите, Трофим Поликарпович, где, в каких краях пришлось побывать вам? Мне рассказывать нечего: на прежней должности остаюсь.

Мурманский нахмурился и настороженно взглянул на командующего. Георгий Владимирович по-дружески открыто смотрел на полковника;

— Постарел за эти годы, а все такой же, — улыбнулся он. — В бурке, что, думаю, за джигит на границе появился? А это вы.

Мурманский довольно усмехнулся.

— Пришлось побывать кое-где, Георгий Владимирович. Первое время командовал дивизией у Черняховского, — несколько преувеличил полковник, так как командовал всего лишь полком.

— Погиб, — проговорил командующий.

— Кто погиб? — не понял Мурманский.

— Генерал Черняховский.

— Крутоват не в меру! — объявил полковник. — С — такими воевать трудно.

Савельева такое замечание обидело и рассердило. «Тоже, очевидно, не оценил твоих прошлых заслуг», с неприязнью подумал он, но промолчал.

— Потом учил молодежь, — продолжал Мурманский без особого увлечения. В училище преподавал тактику. Потом, вот, сформировал дивизию. Думал снова на фронт, удружили — на Дальний Восток…

О должности начальника лагерей военнопленных полковник счел, нужным умолчать.

— Полки не выходили на учения? — поинтересовался Савельев.

— Нет, — признался полковник. — Людей жалко: пять-шесть лет — в строю.

«Так не жалеют людей, — подумал Савельев. Солдат любит ученья и походы».

Чем дольше они сидели в штабе, тем сильнее нервничал Мурманский. Он часто поглядывал на часы, прислушивался и, наконец, не выдержал:

— Разрешите, товарищ командующий, позвонить в полк? — хмуро спросил он.

Поняв его беспокойство, Савельев встал из-за стола.

— Полтора часа прошло, — взглянул он на часы. — Поедемте в полк вместе.

Подъезжая к полку, они услышали приглушенный шум, сигналы автомашин, рев тракторов.

— Забегали, товарищ командующий, — несколько приободрился полковник.

Но, подъехав, они увидели суетливую беготню, беспорядочно сгрудившиеся на опушке рощи автомашины. В этом не было ничего похожего на воинский порядок.

— Кто командует полком? — тихо и угрожающе спросил Мурманский подбежавшего к ним капитана.

— Я, товарищ полковник! — после мгновенного колебания ответил тот.

— Начальник штаба где?

— В штабе, товарищ полковник, но он болен, — доложил капитан.

Мурманский бросил на него свирепый взгляд и стремительно двинулся к штабным землянкам.

— Болен? — спросил Савельев.

— Пьян, товарищ генерал! — неловко ответил капитан.

Савельев направился к штабу. Еще издали он расслышал рассерженный голос Мурманского.

— Я тебя, разгильдяя, к званию представлял! Зажирел! Запил от безделья? В штрафной батальон пойдешь!

— Полк не боеготов, товарищ командующий, наломает дров, — мрачно доложил Мурманский, когда Савельев вошел в штаб, и заверил: — Через неделю по струнке ходить будут.

В словах