спросить его на его родном жаргоне, чего он хотел. Должен признать, что до сих пор те немногие пешеходы, которых я встретил ночью, казалось, стремились держаться от меня как можно дальше. Несомненно, они не были готовы к неприятностям или не обладали утешительным иммунитетом от любого приставания и ареста, который лежит у меня в кармане.

Позже он замечает: «Я не хочу стрелять в какого-то беднягу, который только хотел спросить дорогу». Достаточно долгий путь, проведенный на краю Сибири, может привить определенные пограничные привычки. Неудивительно, что визит одного из этих вооруженных «провинциальных» парней из АРА в российскую столицу мог послужить источником немалого веселья для московских американцев.

У жертвы ограбления в России 1922 года было меньше шансов потерять свою большую пачку обесцененных рублей, чем у своей одежды.

Во время революции и гражданской войны, когда в России бушевала классовая борьба, старая аристократия и средние классы в столицах и провинциальных городах сбросили одежду, которая свидетельствовала об их социальном статусе в царской России. Иногда одежду прятали; чаще ее обменивали на еду, и таким образом выменивались целые гардеробные. Многие позаимствовали одежду своих слуг в попытке вписаться в толпу рабочих и крестьян, новых номинальных правящих классов России.

В документах Голдера о судьбе интеллигенции в русской революции одежда никогда не выходит из головы, особенно во время Гражданской войны, когда ночные обыски тайной полиции приводили к тому, что «неделями семьи ложились спать в одежде и лежали там, ежечасно ожидая страшного стука и обыска». Это было почти за два десятилетия до Большого террора Сталина.

К 1921 году в Советской России было трудно найти качественную одежду. Пешеход, идущий по улицам города, мог быть одет в свой единственный комплект одежды, возможно, единственной, которая была у него в течение нескольких лет. Теперь, с приходом НЭПа и неопределенным перемирием в классовой войне, «бывшие люди» могли бы снова начать хотя бы задумываться о том, чтобы одеваться как они сами. Разнообразие и вкус в одежде, какими бы скромными они ни были, снова стали иметь значение. Чайлдс вспоминает, как видел в Петрограде в 1922 году, наряду с «богато и чрезмерно разодетой новой буржуазией», мужчин и женщин, «одетых в одежду дореволюционного стиля». О том, с какой тщательностью они хранились, можно было судить по небольшим знакам внимания, которые их владельцы уделяли их одежде». Он наблюдал «волшебную», хотя и кратковременную, трансформацию одного из сотрудников АРА Russian в Москве:

Пять лет назад она танцевала с офицерами Императорской гвардии и носила жемчужное ожерелье на шее, где сейчас была цепочка из простых бус. И однажды воскресным днем, когда она появилась в платье из черного шелка, тулупа и красивых кружев, можно было бы представить себе придворный вид, который отличал ее совсем недавно, если бы не такая усталость в ее глазах и такая жалкая опущенность губ.

Справедливо будет сказать, что одержимость России одеждой после Гражданской войны превзошла только ее зацикленность на еде. Американским работникам по оказанию чрезвычайной помощи не потребовалось много времени, чтобы осознать это и необходимость следить за погодой в своей одежде. Таунсенд вспоминает, как по прибытии в Москву осенью и зимой 1921 года все американцы были «предупреждены о задержаниях, когда с жертв срывали одежду, а их обнаженные тела оставляли замерзать на снегу». Можно представить себе школьное ликование, с которым ветераны подразделения делали подобные наставления новичкам.

То, что подобные вещи происходили в дебрях долины Волги, было, конечно, вполне вообразимо. В дневнике Бабина за 9 февраля 1922 года приводится один пример: «В такой мороз людей раздевали грабителями прямо на улицах, без одежды и обуви, в одном нижнем белье, заставляли спешить домой изо всех сил. Моя подруга заболела пневмонией в результате такого жестокого обращения».

Но зачем вору останавливаться на нижнем белье, которое в постреволюционной России стало предметом роскоши? Пэт Вердон подсчитал, что добрая половина жителей города Ростова вынуждена обходиться без нижнего белья.

Через десять лет после миссии Хаскелл вспоминал, что «В ряде случаев небольшие группы американцев, возвращавшихся ночью в московскую штаб-квартиру, подвергались нападению групп хулиганов, и с них срывали каждый предмет одежды». Возможно, Хаскелл действительно верил, что он сообщал факты, но нет никаких убедительных доказательств того, что что-либо подобное когда-либо применялось к кому-либо из членов АРА. Представляется вероятным, что любой инцидент, в ходе которого у американца забирали всю одежду, особенно в центре Москвы, стал бы предметом многочисленных разговоров в АРА и получил бы, по крайней мере, косвенное и сатирическое упоминание в «Послужном списке российского подразделения».

Стоит только принять во внимание степень возбуждения, вызванного простой кражей предметов одежды у мужчин АРА — в отличие от их снятия с себя. Это, можно подтвердить, происходило довольно часто. Джеймс Уолш проснулся в своем вагоне третьего класса и обнаружил, что пропал спальный мешок, в котором лежала вся его лучшая одежда. В «Russian Unit Record» за 27 августа 1922 года потери оценивались в 150 долларов, или 630 000 000 рублей: «Совершенно новую пару обуви, которую Джим счел слишком хорошей, чтобы носить в России, будут носить здесь, но не Джим». В последующем выпуске «Record» мы узнаем, что «подлые воры» совершили налет на дом Брауна, унося «около полудюжины мужских костюмов». Среди жертв был Уолш, который, как говорили, «слегка возмущался этими неоднократными нападениями на его приданое».

Прежде всего, нужно было следить за своими брюками. Голдер рассказывает нам, что в Петрограде времен гражданской войны многие мужчины продавали брюки от своих парадных костюмов морякам, которые носили их как часть своей униформы. Избавиться от сюртуков было сложнее, и поэтому в 1922 году петроградские «бывшие люди» и «красная буржуазия» могли носить стильные пиджаки, но неподходящие брюки к ним.

Поэтому американским работникам гуманитарной помощи пришлось убедиться, что они не сняли штаны. Подпитывая их паранойю, раздел «Новости полицейского суда» в «Russian Unit Record» упивался сообщениями о случаях, когда с мужчин АРА «снимали одежду». Например, 9 июля 1922 года из Самары появилось следующее сообщение: «Доктор Кэффи ночью 3 июля лег спать, положив заряженный пистолет, часы и все свои рубли под подушку и тщательно заперев пальто и жилеты. Ночью проникли воры и унесли все его брюки, и с тех пор Доктор появляется на работе в пижаме Красного Креста».

В более позднем выпуске выяснилось, что «Профессор Мориарти из Самары» забрал брюки Генри Вулфа из его комнаты, пока тот спал.

Спасатели были особенно уязвимы для похитителей одежды, когда ехали в ужасном железнодорожном вагоне третьего класса. Здесь бесстрашный русский вор проявил незаурядный талант проникать в квартиру спящего американца и незамеченным красть одежду, которую мужчина из АРА снял перед отходом ко сну. Возможно, эти американцы просто крепко спали: говорили, что храп