образом одну проблему, хотя это никак не могло улучшить воздухообмен. После утомительного дневного путешествия единственным пристанищем Мартиндейла на ночь был коттедж, который был таким грязным и вонючим, что он забрался в сани и, укрывшись двумя меховыми шубами, уснул. Утром его переводчик обнаружил, что он наполовину замерз, и ему пришлось сделать массаж снегом, чтобы разморозить его. Хотя опыт Мартиндейла не был чем-то необычным, более типичным было то, что температура на улице опускалась до тридцати-сорока градусов ниже нуля, решение сесть в сани было принято только после нескольких беспокойных часов, проведенных в спертом воздухе крестьянской хижины, вызывая в воображении ужасающие образы невидимого переносчика тифа внутри.

В процессе игры заклятым врагом санного путешественника была не вша, а волк. Очевидно, русский волк также испытывал на себе последствия массового голода, поскольку местные жители сочли его гораздо более агрессивным, чем в предыдущие годы. Келли описывает поездку на санях, оснащенных колокольчиками, которые громко звенели над заснеженным пейзажем. Это, по его словам, заставило его занервничать, так как он опасался, что шум привлечет внимание бандитов, но ему сказали, что это напугает волков. Однако не в данном случае, поскольку он сообщает, что несколько человек преследовали его сани и что он «трогал моего кольта всякий раз, когда кто-то приближался».

Единственный по-настоящему близкий контакт с волком был у окружного врача в Казани Джона Кокса. Путешествуя на санях в инспекционную поездку, Кокс и его проводник были преследуемы стаей тощих волков, которые, как позже приукрасил американский коллега, время от времени останавливались, чтобы издать «протяжный дрожащий вой неподдельного восторга от перспективы полакомиться вкусным сочным американцем». Кокс был настолько уверен в том, что его конец близок, что нацарапал свою последнюю волю и завещание на обратной стороне жестяной столовой посуды, которую, к счастью для молодого врача, он смог вывезти из Советской России в качестве сувенира.

ГЛАВА 13. БОЕВИКИ

Можно спросить, почему доктор Кокс не взял с собой удочку для такого случая. Чайлдс в своем дневнике от ноября 1921 года рассказывает о путешествии на санях и совершенно случайно замечает: «Конечно, у всех у нас были револьверы, и мы были готовы к любым неожиданностям в облике волков, но за все время поездки мы никого не видели». В Москве американцы не чувствовали необходимости вооружаться, хотя и потратили много умственной энергии на вопросы самозащиты. Американский корреспондент сообщил, что российская столица в те дни была одним из самых свободных от преступности городов в Европе — «Жизнь пешехода на улицах Москвы после полуночи безопаснее, чем на улицах Нью-Йорка», — хотя некоторые свидетельства АРА за первый год работы миссии оспаривают это. В центре города не было волков, но было много воров. Часто слышно, как мужчины на Спиридоновке, 30, обсуждают, как лучше защититься от грабителя. Джордж Таунсенд вспоминает, что, во всяком случае, какое-то время московские работники по оказанию помощи ходили по ночам группами на дрожках по улицам города: сила в количестве. «У всех нас были трости. У меня была толстая клюшка с обычным белым бильярдным шаром наверху. Мне никогда не приходилось использовать ее в качестве оружия. Это, безусловно, делало мою позицию защиты неприступной».

Вновь прибывающих в Россию американцев регулярно предупреждали о необходимости проявлять бдительность. Сообщение, по-видимому, дошло до двух парней из Массачусетса, которые провели свой первый субботний вечер в Москве. Когда они поздно возвращались в дом персонала, они увидели, что дрожки впереди них остановились, а их обитатели вскинули руки в воздух. Неясно, следовали ли они совету какого-то ветерана АРА, отреагировав таким образом, но двое мужчин выскочили из своих дрожек и бросились наутек. Мимо них просвистели пули, и один американец упал с огнестрельным ранением в ногу. Оказалось, что «ворами» на самом деле были московские полицейские, проводившие обычное расследование на улице; когда они увидели убегающих двух мужчин, они сочли это достаточным поводом для открытия огня.

Джеймс Каллахан из Фолл-Ривер оставался в неведении об этих обстоятельствах до полудня следующего дня. Не сумев найти дорогу обратно в свою резиденцию, которую он смог идентифицировать только как «Коричневый дом», посреди ночи Каллахан забрел в казарму Красной Армии. Здесь несколько солдат Троцкого приняли его и раскрыли ему тайны русской водки. Когда он вернулся домой на следующий день, о нем говорили, что он был «напряжен как клещ».

В округах пограничные условия делали вопрос надлежащей обороны гораздо более насущным, а в некоторых местах ношение оружия было абсолютным требованием. Несколько человек, особенно те, кто прибыл в Советскую Россию в начале миссии, захватили с собой собственные револьверы: в конце концов, это была страна Боло, и никто не знал, чего ожидать. В его мемуарах 1929 года вы не можете это напечатать! у Американский газетчик Джордж Селдес написал, что «агенты Хаскелла» доставляли свои поезда помощи через Россию «под дулом револьверов». Захватывающий образ, но Селдес в лучшем случае обобщает один-два изолированных случая, ныне давно забытых.

Иногда случалось, что местные чиновники брали на себя обязательство поставлять американцам оружие. Запись в дневнике Алексиса Бабина от 23 февраля 1922 года включает следующее предложение: «Чтобы защитить американцев от нападений, пугачевские Советы выдали им револьверы с 25 патронами в каждом». Это было в Саратовской губернии.

В городе Оренбурге, согласно отчету АРА, «первым действием по прибытии нового человека было предъявление ему разрешения на ношение револьвера... Никто не отваживался выйти ночью на улицы Оренбурга без заряженного револьвера в правой руке, какой бы холодной ни была погода... Мужчины, встречающиеся на улице, кружили друг вокруг друга».

В Уфе в течение двух ночей подряд в двух шагах от штаб-квартиры АРА были убиты двенадцать человек, что побудило полковника Дж. Белл потребовал огнестрельное оружие у местных властей, которые, признав, что не могут контролировать городскую преступность, вывезли «огромное количество оружия». Уфа, похоже, является крайним случаем; здесь, по крайней мере, в рассказе Келли, постоянно достают револьверы. Его поучительная диссертация о распорядке дня американского работника гуманитарной помощи в Уфе заканчивается тем, что человек из АРА встает из-за стола, «похлопывает себя по карману пальто, чтобы убедиться, что его револьвер все еще там, и удаляется к себе домой». Сам Келли, собираясь куда-нибудь пойти вечером, заканчивает личное письмо с небольшим местным колоритом:

Я буду крепко держать правую руку на своем кольте 45-го калибра в течение всей прогулки. Возможно, в Уфе когда-то и происходили уличные драки, но я не вижу никаких свидетельств этого. Луна и снег обеспечивают такое освещение, какое есть в настоящее время. Сообщения о налетах настолько неприятно часты, что я решительно предпочитаю находиться посреди улицы, где ни один гражданин, независимо от того, насколько пусты его шкафы, не может направиться в мою сторону, не испытав серьезного потрясения. Если он выживет, кто-нибудь другой может