Я вскочил и понесся вперед — туда, где находились Ведущая и Надя. Туман обволакивал, залезал в нос и рот, сочился подмышками и обтекал ноги. Мои движения замедлялись, на конечности давила невидимая тяжести, словно воздух превратился в воду. Но я бежал.

Одна тень остановилась. Она не держалась боков, а встала на пути.

Я выставил вперед локоть и врезался в нее, откидывая в сторону. Тень разделилась на две: Ведущую и Надя. Первая упала на пол, утонула в тумане. А вторая рухнула на колени недалеко от меня.

Рука нащупала отражение ножа в кармане. Вытащил его, сменил хват — взялся пальцами за лезвие и…

— Жалкая, — прошептали из тумана. — Пустышка похуже Кати.

— Врунья. Ты обманывала нас. Обманывала Теодора.

— Куда делась дерзкая девчонка? Где же Надежда Рязанова, которую мы знаем?

Тени возвышались над Надей. Окружили ее и осыпали, оплевывали желчью, а она сжалась на полу. Обняла коленки и зажмурилась. Рот открывался и закрывался, будто она бормотала что-то себе под нос.

Я опустил руку на ее плечо. Надя дернулась. Широко распахнула веки и посмотрела на меня круглыми от страха глазами.

Я протянул ей отражение ножа. Она помотала головой, что-то прошептала, но туман проглотил слова.

— Она не станет, — усмехнулась тень девичьим голосом. — Боится, что не сможет.

— Брось ее. Продай! — прорычал соседний силуэт. — Она лишь вещь! Бесполезная побрякушка!

Речи теней совсем не трогали меня. Они промахивались, вместо ран давили на толстую кожу, которой я оброс еще в детстве. Разве морок питался не от моего страха? Зачем тогда он действовал так… неэффективно?

Надя сжалась сильнее и прикусила нижнюю губу. Понятно. Он набросился на нее. Морок нашел другую подпитку. Более вкусную.

Я прожил со страхом бок о бок два года. Ни дня не проходило без волнения и мыслей о поиске еды и крова.

Надя жила в другом мире. Она — цветочек, который растили под плотным и теплым куполом. Но откуда тогда эти тени? Может, ее кошмары шли не извне, а изнутри? Тени говорили о ее лжи, о жалости, о бесполезности. Тогда, в день нашего воссоединения, когда она заперла меня в библиотеке, Надя проронила, что чувствует себя беспомощной. Были ли ее слова лишь вершиной айсберга? Слабым проявлением страха быть брошенной.

— Ты сможешь! — прокричал я над ней. Похоже, мои слова пробились сквозь безмолвие. Надя шелохнулась и подняла на меня взгляд. — Я не брошу тебя! Какой бы жалкой ты ни была. Сколько бы ни врала. Я не брошу! Это и значит быть семьей! Я приму тебя какой бы ты не была. Ты не бесполезна и уж точно не беспомощна! Прямо сейчас ты нужна мне!

На последних словах я всучил ей отражение ножа с кровью трех чертей на лезвии. Надя сжала рукоятку двумя рука, прижала к груди.

— Я… — донесся ее слабенький шепот. Мой вскрик пошатнул иллюзию морока. Он постепенно сходил на нет. Туман расходился. — Я не знаю, что делать.

— Все сюда! — завопила неподалеку Ведущая. Ее силуэт виднелся сквозь серую завесу. Она озиралась, размахивала руками, отгоняя от себя туман.

Я указал на нее пальцем. Лишний раз не смотрел, потому что Скрытые ощущали взгляды.

— Не смотри, — сказал я Наде. — Только боковым зрением. Так она не почувствует.

— Я не смогу. Я…

— Я и сам не верю в наш успех, — улыбнулся я. — Руки трясутся. Я с трудом держусь на ногах. Похоже, мы в полной заднице, дорогая сестра. Но… Если мы выживем, я куплю… брат купил бы тебе мороженое. Твое любимое.

Надя посмотрела на меня, как на дурака. Она ждала слов поддержки, но получила то, что получила. Даже в столь опасной обстановке я не собирался врать ей. Не собирался пускать «арсенал Рязановых» против единственного дорогого человека. Если опущусь до такого, потеряю ориентир и стану этой женщиной. Той, кто выращивал своих детей на убой ради выплаты долга. И разорву ниточку — хрупкую связь, которая тянулась между мной и Надей.

Она натужно улыбнулась. Из двух уголков рта приподнялась только левая.

— Хреновый из тебя братец, — сдержанно фыркнула Надя.

— А из тебя сестра, — не остался я в стороне и кивнул в сторону Ведущей. — Время уходит. Надеюсь, ты поняла почему…

— Дело в долге, — взяла она меня руку, и я помог ей встать. — Я тоже читала те книжки.

— Выстави перед собой нож и беги прямо на нее. Помни: она не человек. Она — чудовище.

— Я и сама успела заметить.

Надя сделала, как я сказал. Но ее движения были медленными, неуверенными. Одно дело думать, а другое делать. Сколько бы она не убеждала себя в истинной природе Ведущей, та все еще выглядела как человек. Говорила как человек. И вела себя не отличимо от нас. В этом и была главная опасность чертей. Не их способность отворачивать, не их способность ранить сам мир. А их изворотливость. Они скрывались у всех на виду. Растворялись в толпе, смешивались с местными и разрушали изнутри. Пляски не сметали деревни, будто ураганы. Черти отравляли их. Соблазняли девушек, прерывали стойкие рода и предавали забвению древние фамилии. Под их влиянием люди губили себя сами. Вот почему черти считались одними из опаснейших славянских Скрытых. Вот почему Совет боялся прибытия Пляски.

Надя сорвалась с места и врезалась в спину Ведущей. Та не успела пискнуть, как лезвие ножа ударило между лопатками. Тело черта обмякло, руки повисли, ноги подкосились. Она завалилась на Надю, но сестра успела скользнуть в сторону. Ведущая упала с грохотом. Туман осел на пол в виде серых пятен, которые стремительно уменьшались. Морок, не подпитываемый страхами, развеялся.

В павильон через дверь за моей спиной забежали три парня в одинаковых белых рубашках и темно-синих жилетках. На груди болтались бейджики с именами. Черти из Пляски. Они пришли на зов, но поздно.

Их взгляды мазнули по мне и уперлись в тело Ведущей, что лежало рядом с Надей.

Один из чертей раскрыл рот, я опередил его:

— Бегите. Члены Совета скоро ворвутся сюда. Поэтому бегите. Валите из города. Вам здесь не рады.

Они обменялись взглядами и скрылись за дверью. Мой блеф сработал. Если бы они обменяли часть долга за смерть товарищей, мне бы пришел конец.

Я подошел к Наде