Тео видел «меня». Маска не была помехой для него.

«Он знал о моих вкусах, — напомнила я себе. — Знал, хотя не должен был».

— Нет, — ответила Ведущая. — Будьте добры, покиньте выставку. Вы больше не желанные гости. Моя Пляска покинет город с девчонкой. Мы уйдем. Оставим вас в покое.

— Я призову ещё ангела! — воскликнул Тео. На последнем слове голос истончился до писка. — Мы пленим его и…

— О нет! Нет! Мне не нужен такой ангел. Приходя сюда, я надеялась встретиться с теургом. Человеком, что заключает с ангелами сделки. Но встретила лишь ребенка. Мне жаль потраченного времени. Только и всего.

— Ладно. — Тео опустил взгляд в пол. Его руки опустились вдоль тела и закачались, как веревки на ветру.

Зато короткое время, что я знала Теодора, научилась читать его язык тела. Он говорил и действовал как герой сказки. Детской сказки. Тео представлял собой кальку белого рыцаря. Спасителя прекрасной дамы. Он был добр и совершенно бесхитростным. На нем был налет «Рязановых» — некие черты, которые выдавали в нем маминого ребенка. Но они меркли по сравнению с другими особенностями.

Времена в его поведение проскакивало нечто противоречивое и чувственное. Нечто человеческое. И сейчас в мимике и жестах Теодора читалась усталость. Он сдался.

На секунду. Всего на жалкую секунду шепот в моей голове, что шептал об ужасных исходах, утих. А по телу растеклась обманчивая теплота. Я ждала этого так долго. Момент истины. От меня отказался даже Теодор.

Вторя моим мыслям, «брат» поднял взгляд на Ведущую и медленно, почти шепотом, произнес:

— Последнее предложение. Забирай сестру. Но я хочу обменять один из ваших экспонатов.

Ведущая хмыкнула. Ее рука на моей шее чуть расслабилась, ногти до сих пор врезались в кожу. Легкое движение вызвало новую вспышку боли. Я поморщилась.

— С удовольствием выслушаю ваше предложение.

— Мне нужны годы жизни, — завел Теодор «старую шарманку». — Хочу знать, сколько у вас есть и на что вы обмениваете.

Ведущая фыркнула мне в ухо.

— Мальчик, ты не проведешь меня. Пытаешься выплатить долг девчонки.

Теодор покачал головой.

— Я умираю.

Мне не послышалось?

— Не верю, — сказала Ведущая.

— Позволь мне доказать.

Он медленно стянул со спины потрепанный рюкзак, расстегнул змейку и вытащил блокнот. Вырвал лист бумаги и бросил перед собой. Тот покачал в воздухе и, словно невидимая рука потянула его, устремился к Ведущей. Лист приземлился у ее ног текстом вверх.

Я присмотрелась. На нем виднелась проверка:

«Мне осталось жить» и «1 год».

Ровная линия тянулась от нижнего круга к верхнему. Она не утончалась и не утолщалась ни на одном из краев.

Я застыла, не зная, что и думать. Тео виделся мне неизменным. Живой статуей. Он жил в рамках одной роли, что взвалил на свои плечи. Но Тео умирал. Смерть тянула костлявые руки к червоточине в мирозданье, как к обычному человеку. Были ли его человеческие черты не ошибкой, а проявление чего-то большего? Не ошиблась ли я на его счет?

«Что ж в одном я оказалась права, — вернулся уничижительный шепот. — Он бросил меня, как и предсказывала. Никому не нужна жалкая Надежда Рязанова».

— Неплохая попытка, — сказала Ведущая. — Но годы жизни сразу зачтутся в долг.

— Если я стану вашей вещью, вы сможете «влить» в меня годы жизни напрямую, — парировал Тео.

Я даже не знала, что это возможно.

— Мне любопытно, что ты предлагаешь. — Рука ведущей расслабилась еще сильнее. Ногти отступили от кожи, и грозная женщина отпустила мою шею. Но она крепко держала меня за руку до сих пор.

На слова Ведущей Тео запустил руку в рюкзак. Порылся и достал банку из-под кофе с серым порошком, что заполнял ее на треть.

— Мое предложение таково, — сказал он и посмотрел мне в глаза. Его взгляд горел от уверенности, а голос на секунду выровнялся. Следующие слова он прорычал: — Вы отпускаете мою сестру и валите из города!

☉☉☉

Я кинул банку из-под кофе с мороком на пол. Она разбилась, осколки разлетелись вместе с катышками, серый порошок расстелился на полу в форме вытянутой звезды. Ее щупальца тянулись к Ведущей.

Не тратя ни секунды, я упал на колени и коснулся ладонью морока. Закрыл глаза, погрузился в омут воспоминаний. Случайные события не подойдут. Мне требовались тревога, кошмар, ужас. Худшее воспоминание из наихудших, чтобы морок оживил его.

Я вспомнил первые дни на улице. Дождливые ночи, когда ливень не прекращался часами. Он стучал по тротуару, оседал в ямах и реками лился по дорогам. Я сидел на скамейке в полупустом парке. Уличные фонари светили в полсилы, последние крохи электрической жизни покидали их стремительно. Они моргали под нападками непогоды.

Холод. Темнота. И туман. Клубящаяся серость. Словно существо из другого мира он обволок собой парк, скрыл далекие огни многоэтажек, слабые уличные фонари сделались его огненными глазами. Туман ощупывал окрестности своими многочисленными усиками. Одну за одной поглощал лавки, кусты, деревья. Отщипывал от мира по кусочку. Но туман не страшен сам по себе. Страшно то, что скрывалось в нем. Прохожие стали тенями, что лишь отдаленно напоминали людей. Я всматривался в серые клубы и дрожал, когда среди них мелькали бесформенные силуэты.

«Туман не страшен сам по себе. Страшно то, что скрывалось в нем».

Я зацепился за эти слова и выдернул их наружу, проживая те долгие часы под дождем вновь. Открыл глаза.

Морок под ладонью забурлил. Вспенился и воспарил водяным паром. Туманом окутал меня и пространство вокруг. Силуэты Ведущей и Нади сначала размылись, а затем стали мутными тенями за клубами. Серость завертелась ураганом, объяла меня с ног до головы. Перед глазами летали маленькие хлопья, словно мухи над трупом. Они метались. Поедали мои страхи и требовали. Требовали добавку.

Слева промелькнула приземистая тень, совсем как гном. Справа прошла высокая — будто великан. Темные образы кружили вокруг меня, показывались едва-едва, чтобы я увидел их лишь боковым зрением, и тут же растворялись в тумане.

Открыл рот, хотел закричать. Предупредить Надю, но серость поглотила все звуки. И оставила шепотки