того, что происходит. Не в последний раз Ленинград ощущал, что завеса тайны скрывает быстрое развитие событий, от которых зависит его судьба. Все знали, что на фронте дела плохие – но в какой степени? Насколько хуже, чем сообщается в сводках?[135] Всеволод Кочетов постоянно испытывал тревогу, он был уверен, что, если немцы ворвутся в Ленинград, там найдется много информаторов и предателей, готовых им помогать. Он вспоминал, что в 1919 году белогвардейский генерал Юденич мечтал повесить большевиков на всех фонарных столбах в Петрограде. Теперь, с ужасом думал Кочетов, не хватит фонарных столбов фашистским палачам. Им придется воздвигнуть сотни, может быть, тысячи виселиц на Марсовом поле, на Дворцовой площади и набережных Невы. Озноб охватывал от подобных мыслей!

Кочетов знал, что творят немцы на подступах к Ленинграду, в уже захваченных районах. Он встретил комиссара Семенова, бежавшего через линию фронта из прифронтового села.

«Там видишь подлинное лицо германского фашизма, – сказал ему комиссар. – Приказы, приказы, приказы. Угрозы, угрозы, угрозы».

И Семенов показал ему приказ, который сорвал в деревне с забора. В нем говорилось:

1. Красноармейцы обязаны явиться к военному коменданту в течение 24 часов. В случае неявки они считаются партизанами и подлежат расстрелу.

2. Все партизаны будут немедленно расстреляны.

3. Жители, помогающие красноармейцам или партизанам, будут немедленно расстреляны.

Так продолжалось пункт за пунктом, и каждый заканчивался словами: «Будут немедленно расстреляны». То же будет, с уверенностью сознавал Кочетов, если немцы ворвутся в Ленинград.

Что касается морального духа ленинградцев, то Кочетов и среди товарищей-журналистов много встречал таких, которых называл трусами, паникерами. Это люди слабые, любым способом они стремились вырваться из железного кольца блокады. Он знал журналиста, который обманным путем приобрел билет на улетающий из Ленинграда самолет; в последний момент его буквально вытащил из самолета пожилой корреспондент «Известий» Максим Гордон. Не особенно восхищали Кочетова и корреспонденты, которых он встречал на даче Алексея Толстого в Пушкине; теперь это была дача Союза писателей – та самая, где накануне войны Лукницкий жил и работал.

В Пушкине полно было писателей и военных корреспондентов. Газета 1-й дивизии народного ополчения печаталась в типографии местной газеты, поскольку утратила свою переносную типографию при тяжелом отступлении через болота, после разгрома Лужского рубежа. Редакции находились на Пролетарской улице в доме 4 – на бывшей даче Толстого. Все комнаты были заполнены корреспондентами. На краю города, в 6-м военном лагере, 5000 уцелевших бойцов 1-й дивизии народного ополчения размещались в старых казармах в большой тесноте. Дивизии, в сущности, уже не было, она потеряла оружие и снаряжение, с которыми отправлялась на фронт, и две трети своего личного состава.

Вячеслав Шишков, автор известного русского романа «Угрюм-река», по-прежнему жил и работал в Пушкине, хотя все больше был обеспокоен тем, не следует ли переехать в Ленинград. Александр Беляев, один из ведущих авторов научно-фантастических произведений, из дома не уезжал, поскольку был тяжело болен.

Кочетов и его друг Михалев провели ночь на даче Толстого. Кочетова удивляло, что Толстой, человек знатного происхождения, европейского воспитания, с изысканным вкусом, живет и работает в СССР, роскошь дома и обстановки казались оскорбительными. Ночевавшие на этой даче писатели и корреспонденты были Кочетову незнакомы, они пригласили его к длинному столу, где лилось рекой шампанское, подаренное местным партийным комитетом. Ему было не по себе и не нравилось, когда время от времени один из писателей, подойдя к дверям, прислушивался к стрельбе, которая приближалась к Пушкину. Он этим людям как-то не доверял. Утром он вышел погулять в чудесный парк, пошел к Екатерининскому дворцу, увидел сотни ящиков, куда были для сохранности упакованы дворцовые сокровища. Он посетил также Александровский дворец, где жил последний царь Николай II. Вот кабинет, где Николай работал. Кочетову казалось, что такой кабинет больше подходил для делового человека, а не для императора. А вот императорская спальня, на стене иконы. И телефон, прямая связь с главным штабом; во время войны императрица Александра звонила мужу по этому телефону и по нему же сообщила о последнем совете, полученном ею от Распутина. Выйдя из дворца, Кочетов отправился в парк, в котором после революции были похоронены герои Гражданской войны, прошел мимо Китайского театра, Охотничьего замка, мраморного мавзолея. Никогда больше ему не суждено было увидеть эти чудесные имперские реликвии. Оставались какие-то часы до их разрушения, до прихода нацистов. Вместе с остальными писателями Кочетов собрал вещи и через Египетские ворота покинул город Пушкин. На минуту он остановился, чтобы поглядеть на памятник Пушкину из гранита и бронзы. До самой деревни Большое Кузьмино виделось ему печальное, сумрачное лицо поэта.

Теперь немцы стали испытывать разные приемы. Бросали воющие, свистящие бомбы, мины-ловушки, иногда в форме детских игрушек, авторучек, зажигалок для папирос. Однажды студенты Михаил Рубцов, Константин Круглов и Надежда Забелина увидели, как огромный шар взорвался над Нарвскими воротами. Казалось, из него посыпался дождь листовок, но, подойдя ближе, студенты увидели, что повсюду разбросаны бумажные рубли и продовольственные карточки. Помогали немцам эти приемы? Трудно сказать. Власти утверждали, что все фальшивые деньги были собраны и сданы.

Однако Дмитрий Павлов, державший городские запасы продовольствия под контролем, был глубоко обеспокоен: проблема фальшивых карточек касалась его непосредственно.

«Эгоисты и жулики, – вспоминал затем Павлов, – старались всеми возможными способами заполучить 2–3 карточки, а то и больше. Ради собственного брюха они пытались достать карточки, даже если это стоило жизни их близким и родным».

Мошенники подделывали карточки или придумывали другие способы их добывать – законно или незаконно. Давали взятки дворникам, чтобы получить справку, что живут в пустой квартире, пытались получать карточки на умерших родственников или несуществующих лиц или просто воровали. Если немцы будут в любом количестве разбрасывать фальшивые карточки, наступит хаос. Рухнет вся действующая система нормирования продуктов. Надо было срочно принять меры и пресечь эти действия еще до того, как немцы поймут, насколько уязвима система.

Милиция докладывала ленинградскому командованию, что немцы все больше стараются внедрить в город шпионов. Постоянно усиливается распространение опасных и тревожных слухов, некоторые явно исходят от немцев. В пивной задержали человека по фамилии Кольцов, который распространял финские листовки антисоветского содержания. Он был немедленно расстрелян. Было много случаев мелкого воровства, мошенничества в системе распределения продуктов, значительно увеличился черный рынок, где продавали продукты, керосин, мыло.

Нелегко было научить жителей твердо стоять на посту, вести борьбу со страшными пожарами, которые вспыхивали от фашистских зажигательных бомб. Люди приходили в ужас при виде фосфорных бомб, от которых потоки огня растекались по крышам жилых зданий и заводских корпусов. 11 сентября 4 фугасные и сотни