настаивая на продолжении поездки. Кортеж без происшествий достиг пункта назначения перед ратушей Сараева. Последовал трагикомический перерыв. Городской голова Фехим Эффенди Чурчич должен был произнести обычную приветственную речь перед августейшими гостями. Со своего места в кавалькаде он мог отлично видеть, что произошло по пути следования кортежа, и знал, что день уже начался очень неудачно и что его безобидный текст теперь совершенно не соответствует ситуации, но он слишком сильно нервничал, чтобы сымпровизировать другое приветствие или хотя бы даже изменить что-то в написанных словах, принимая во внимание только что произошедшее. В состоянии сильного волнения и обильно потея, он выступил вперед и начал зачитывать свою речь, в начале которой были такие перлы «изящной словесности», как: «Все жители столичного города Сараево обнаружили, что их души наполнились счастьем, и они с огромным энтузиазмом приветствуют самый славный визит Вашего Высочества и оказывают ему самый сердечный прием…» Однако он не успел даже закончить первый приветственный пассаж, как его прервал яростный выкрик эрцгерцога, чей гнев и шок, копившиеся после нападения, теперь вырвались наружу. «Господин староста! Я явился сюда как ваш гость, а ваши люди встречают меня бомбами! Это неслыханно!» В последовавшей за этим ужасающей тишине можно было увидеть, как Софи что-то шепчет на ухо своему мужу. Франц Фердинанд овладел собой: «Хорошо. Вы можете продолжать»[1179]. Когда городской голова с трудом добрался до конца своего выступления, последовала еще одна пауза, обнаружилось, что листы с текстом заранее подготовленного ответа Франца Фердинанда были мокрыми от крови раненого офицера, ехавшего в третьей машине[1180]. Эрцгерцог произнес изящную ответную речь, в которой тактично упомянул только что случившееся событие: «Сердечно благодарен за громкие овации, которыми население встретило меня и мою супругу, тем более что я вижу в них выражение радости по поводу неудавшегося покушения»[1181]. Затем он произнес несколько заключительных фраз на сербохорватском языке, в которых попросил передать свои наилучшие пожелания жителям города.

После выступлений паре необходимо было расстаться. София должна была встретиться с делегацией мусульманских женщин в помещении на первом этаже ратуши. Мужчинам не разрешалось входить в комнату, чтобы женщины могли снять паранджу. Было жарко и тесно, герцогиня казалась мрачной и озабоченной мыслями о своих детях – увидев маленькую девочку, которую привела на встречу ее мать, она сказала: «Смотрите, эта девочка примерно такого же роста, как моя Софи». Во время разговора София упомянула, что они с мужем с нетерпением ждут возможности воссоединиться со своими детьми – «мы никогда не оставляли наших детей одних так долго»[1182]. Тем временем эрцгерцог продиктовал телеграмму императору, заверив его, что оба они здоровы, и им показывают залы ратуши. Шок от утренних событий, казалось, наконец настиг его. Как позже вспоминал местный очевидец, он говорил «смешным тонким голосом». «Он принимал довольно гротескные позы, высоко поднимал ноги при ходьбе, как будто маршировал гусиным шагом. Полагаю, он пытался продемонстрировать, что не испуган»[1183]. Он даже мягко подшучивал над Потиореком, чьи меры безопасности оказались столь явно провальными.

Какова теперь должна быть программа визита? Первоначальный план состоял в том, чтобы кортеж проехал небольшое расстояние обратно по набережной, а затем сразу после базара свернул направо, на улицу Франца Иосифа, ведущую к Национальному музею. Эрцгерцог спросил Потиорека, считает ли тот вероятным дальнейшие нападения. Согласно его собственным показаниям, Потиорек дал обескураживающий ответ, что он «надеется, что таковых не будет, но что даже с помощью всех возможных мер безопасности невозможно предотвратить подобное нападение, сделанное с близкого расстояния»[1184]. На всякий случай Потиорек предложил отмену оставшейся части программы и выезд прямо на машинах из города обратно в Илидзе, или, альтернативно, в резиденцию губернатора Конак, а оттуда на железнодорожную станцию Быстрик на левом берегу реки. Но эрцгерцог пожелал навестить раненого адъютанта Потиорека, которого отправили в гарнизонный госпиталь на западной окраине города. Было решено отменить экскурсию по музею и что кортеж проследует обратно прямо по набережной Аппель, не сворачивая вверх на улицу Франца Иосифа, где, по-видимому, его мог ожидать потенциальный убийца. Согласно первоначальному плану, предусматривалось, что после ратуши пара разделится, эрцгерцог отправится осматривать музей, а его супруга поедет во дворец губернатора. Но София проявила инициативу и объявила мужу перед всей свитой: «Я поеду с тобой в больницу»[1185]. На всякий случай граф Харрах решил встать на подножку с левой стороны машины (со стороны реки, откуда было совершено первое бомбометание) на случай, если будет произведена новая атака.

В сгущающейся жаре кортеж вновь двинулся по городу, теперь уже на запад, прочь от ратуши. Но никто не догадался сообщить водителям об изменении маршрута. Когда они проезжали район базаров, ведущая машина повернула направо, на улицу Франца Иосифа, а машина с Францем Фердинандом и Софией последовала за ней. Потиорек накинулся на водителя: «Это неправильная дорога! Мы должны были ехать по набережной Аппель!» Водитель[1186] выключил двигатель, и машина (не имевшая заднего хода) медленно покатилась обратно на главную дорогу.

Это был решающий момент для Гаврилы Принципа. Он ждал кортеж перед магазином на правой стороне улицы Франца Иосифа и догнал машину, которая почти остановилась. Не сумев вовремя вынуть бомбу, привязанную к его поясу, он вместо этого вытащил из кармана револьвер и дважды выстрелил в упор, а Харрах, стоя на подножке на противоположной стороне автомобиля, в ужасе смотрел не него. Время – как мы знаем из более поздних показаний Принципа – казалось, замедлилось, когда он, целясь, шагнул вперед из тени магазинных навесов. Вид герцогини заставил его ненадолго остановиться: «Когда я увидел, что рядом с ним сидит дама, я задумался на мгновение, стрелять или нет. В то же время меня переполняло особое чувство…»[1187] Воспоминания Потиорека передают такое же ощущение нереальности происходящего: губернатор вспоминал, как сидел неподвижно в машине, глядя в лицо убийце, когда тот произвел два выстрела, но не видел ни дыма, ни дульного огня и слышал только приглушенные хлопки, которые как будто прилетали издалека[1188]. Сначала казалось, что стрелок промахнулся, потому что Франц Фердинанд и его жена остались сидеть неподвижно на своих местах. На самом деле они оба уже были при смерти. Первая пуля прошла через дверь машины и попала в живот герцогини, перебив желудочную артерию; вторая ударила эрцгерцога в шею, разорвав яремную вену. Когда машина с ревом помчалась через реку к Конаку, София начала заваливаться на бок, пока ее лицо не оказалось между коленями мужа. Потиорек сначала подумал, что она упала в обморок от шока. Только когда он увидел кровь, текущую изо рта эрцгерцога, он понял, что происходит что-то более серьезное. По-прежнему стоя на подножке и наклонившись к пассажирскому салону, граф Харрах сумел удержать эрцгерцога в вертикальном положении, схватив его за воротник. Он слышал, как Франц Фердинанд тихо произносил слова, ставшие известными во всей монархии: «Софи, Софи, не умирай! Живи ради наших детей, наших детей!»[1189] Шлем, украшенный зелеными страусиными перьями, соскользнул с его головы. Когда Харрах спросил, не больно ли ему, эрцгерцог несколько раз шепотом повторил: «Это ничего», – а затем потерял сознание.

Машина удалялась, толпа сомкнулась вокруг Гаврилы Принципа. Револьвер был выбит из его рук, когда он поднес его к виску, чтобы покончить с собой. Как и пакет с цианидом, который он безуспешно пытался проглотить. Окружающая толпа молотила его кулаками, ногами и палками; его бы линчевали на месте, если бы полицейским не удалось отбить его и оттащить в участок.

К тому времени, когда машина приехала ко дворцу Конак, София была уже мертва и пару разделили, отнеся в две разные комнаты на первом этаже. Франц Фердинанд был без сознания. Его камердинер, граф Морси, который бежал за кортежем от самого места покушения, чтобы быть со своим хозяином, попытался облегчить его дыхание, разрезав китель спереди. Брызнула кровь, которая залила желтые