class="p1">В боевых действиях наступила передышка, пока капитан возился с ружьем – процесс заряжания его был далеко не прост. Потом снова вспышка, гром выстрела, и еще один металлический шарик пролетел над головой Себастьяна.

В предрассветной тьме оживленный обмен насмешками и проклятиями продолжился. Себастьян держался уверенно и вполне владел собой, поскольку уже четыре раза слышал крик боли и один взвизг, а капитан преуспел только в том, что тратил попусту боеприпасы и приводил в негодность собственный такелаж. Но когда приблизился новый день и стало светать, преимущество Себастьяна пошло на убыль. Стрельба арабского капитана сделалась значительно лучше, и Себастьяну большую часть времени приходилось проводить, скорчившись за мешком с орехами. Силы его были уже почти на исходе. Правое плечо вместе с рукой немилосердно болели, он уже слышал звуки осторожного приближения бандитов арабской команды к его укрытию. При дневном свете ничего не стоило окружить его и, пользуясь численным перевесом, взять над ним верх.

Отдыхая и набираясь сил для дальнейшей борьбы и, возможно, последней схватки, Себастьян поднял голову и огляделся. Утро было в самом разгаре, рассветное небо в редкой, поднимающейся с болот дымке окрасилось всеми оттенками ярко-алого цвета и было прекрасно, вода отсвечивала розовым глянцем, а вокруг корабля угрюмо толпились заросли мангровых деревьев. Где-то вдали в протоке что-то плеснуло, – возможно, взлетела какая-то водоплавающая птица. Себастьян без особого интереса поискал ее глазами и услышал еще один всплеск, а за ним еще и еще. Он пошевелился и, не вставая, чуть-чуть выпрямился. Плеск повторялся слишком размеренно, что явно говорило не о птице или рыбе.

И вдруг из-за поворота протоки и стены мангровых зарослей, подгоняемая упорными взмахами весел, показалась легкая лодочка типа долбленки или каноэ. На носу ее, зажав под мышкой двуствольный слонобой, а в зубах торчащую изо рта глиняную трубочку, стоял не кто иной, как краснолицый Флинн O’Флинн.

– Что тут происходит, дьявол вас побери?! – заорал он. – Война, что ли, черти вы окаянные?! Я жду вас уже целую неделю, негодяи!

– Будь осторожен, Флинн! – крикнул ему Себастьян. – У этой скотины ружье!

Капитан-араб как ошпаренный вскочил на ноги и стал неуверенно озираться. Он давно уже жалел о том, что не избавился от англичанина раньше и не удрал подальше от этих недобрых болот, и вот теперь его самые дурные предчувствия оправдывались. И раз уж от него никак не отвяжешься, оставалось только одно. Он поднял ружье, прижал приклад к плечу и навел ствол на стоящего в долбленке O’Флинна. Раздался выстрел, из ствола вырвалась длинная, серая струя порохового дыма, и заряд картечи поднял с водной поверхности позади лодочки фонтан брызг. Раскатистое эхо выстрела утонуло в грохоте винтовки O’Флинна. Он выстрелил, продолжая держать в зубах свою трубочку, и от силы отдачи узенькая долбленка опасно закачалась.

Тяжелая пуля отбросила тщедушное тело араба назад, широкий балахон его всколыхнулся, как листок старой газеты, тюрбан слетел с головы, размотался в воздухе, тело перекинулось через борт и, подняв целый столб брызг, упало в воду. Поддерживаемый на поверхности образовавшимся под одеждой воздушным пузырем, он поплыл лицом вниз, ленивое течение подхватило его, унося все дальше. Ошарашенная команда молча стояла у борта, наблюдая, как уплывает от них капитан.

Делая вид, что он уже забыл об изящно исполненной экзекуции, словно этого никогда и не было, O’Флинн поднял голову к Себастьяну.

– Вы опоздали на неделю! – проорал он. – Пока вас не было, я не мог тут, черт меня побери, и пальцем пошевелить. Теперь поднять флаг и за работу!

4

Формальную аннексию острова Флинн O’Флинн провел на следующее утро, в условиях относительной прохлады. Ему пришлось потратить не один час, чтобы убедить Себастьяна в насущной необходимости оккупировать остров для британской короны, и ему удалось это, только когда он назначил Себастьяна на роль одного из строителей империи. При этом он провел весьма лестные параллели, сравнив Себастьяна Олдсмита Ливерпульского с самим Клайвом Индийским[18].

Теперь надо было придумать название острова. Проблема! Она сразу всколыхнула некоторую неприязнь, всегда существующую между англичанами и американцами: Флинн O’Флинн стал напористо проталкивать «Нью-Бостон». Себастьян в ужасе схватился за голову – в душе его немедленно вспыхнуло жаркое пламя любви к отечеству.

– Стоп-стоп, придержи коней, старина, – запротестовал он.

– Что тебе тут не нравится? Нет, ты скажи честно, что тебе тут не нравится!

– А то, что, прежде всего, остров должен принадлежать ее величеству королеве Британии, понял?

– Нью-Бостон, – повторил O’Флинн. – Это звучит красиво. Очень красиво.

Себастьян неуверенно поежился.

– А мне кажется, что это было бы не совсем… мм… подходяще. Сам знаешь почему. Вспомни «Бостонское чаепитие»[19].

Спор разгорелся еще более яростно, в результате чего уровень джина в бутылке, которую держал Флинн, серьезно понизился, и Себастьян наконец не выдержал и встал с ковра на полу каюты корабля, глаза его пылали яростью, исполненной истинного патриотизма.

– Не соблаговолите ли выйти на воздух, сэр, – отчетливо проговорил он, стоя над своим старшим товарищем, – мы можем там решить этот вопрос.

Вызов был сделан с должным благородством, правда слегка подпорченным низковатым потолком каюты, из-за чего Себастьян был вынужден стоять слегка пригнувшись.

– Черт возьми, да я тебя проглочу одним махом и косточек не выплюну.

– Это вы так считаете, сэр. Но должен предупредить сразу, что я всегда с успехом выступал в полутяжелом весе.

– Да черт его побери совсем, – капитулировал Флинн, устало покачав головой. – Какая к дьяволу разница, как мы назовем это Богом забытое место. Садись… ради всего святого, сядь. На, держи! Как хочешь, так и назови, и давай за это выпьем!

Себастьян снова сел на ковер и взял кружку, которую ему протягивал Флинн.

– Мы назовем его… – Он драматически помолчал. – Мы назовем его Нью-Ливерпуль!

И Себастьян поднял свою кружку.

– А ты знаешь, – сказал Флинн, – для англичанина ты не такой уж плохой парень.

Остаток ночи они полностью посвятили празднованию дня рождения новой колонии.

На рассвете двое стрелков Флинна погрузили обоих строителей империи в лодчонку и высадили на берег. Долбленка уткнулась носом в узкую илистую полоску берега Нью-Ливерпуля. В результате резкой остановки они потеряли равновесие и аккуратно упали на дно лодочки. Гребцы осторожно помогли им подняться и сойти на берег. Ради такого случая Себастьян надел свой костюм, – правда, жилетка его была застегнута не на ту пуговицу, и, озирая окрестности, он постоянно ее одергивал.

Было время прилива, и Нью-Ливерпуль оказался около тысячи ярдов в длину и вполовину того в ширину. В самой высокой своей точке он достигал не более десяти футов над