– Но разве так уж необходимо рисковать тем, что мое шестидесятифутовое судно стоимостью… – он благоразумно решил несколько увеличить цифру, – в две тысячи английских фунтов будет полностью уничтожено?

– Не забудь, что ты почти наверняка получишь за этот груз двадцать тысяч, – быстро вставил Флинн.

Эль Кеб одарил его едва заметной, почти сонной улыбкой.

– Неужели ты рассчитываешь на такую высокую прибыль? – спросил он.

– Это еще самая низкая цифра. Да боже мой, Кебби! Вот уже двадцать лет, как в бассейне Руфиджи не было сделано ни одного выстрела. Черт побери, ты же прекрасно знаешь, здесь расположен личный охотничий заповедник самого кайзера! Здесь так много крупных слонов, что мне ничего не стоит окружить стадо и загнать его туда, куда мне надо, как каких-нибудь глупых овец.

Указательный палец на правой руке Флинна невольно согнулся крючком и задрожал, словно он уже готов был нажать на курок винтовки.

– Бред, – прошептал Эль Кеб, золотозубой усмешкой смягчая жесткую линию своих губ. – Тебе придется со стороны моря заплыть в устье Руфиджи, поднять на каком-нибудь острове в дельте британский флаг и нагрузить судно немецкой слоновой костью. Бред.

– Между прочим, формально немцы не присоединили ни одного из этих островов. Я могу смотаться туда и назад до того, как Берлин успеет послать первую телеграмму в Лондон. У меня десять стрелков, и за две недели судно будет полнехонько.

– Через неделю у немцев там будет канонерка с пушками. В Дар-эс-Саламе у них под парами уже стоит «Блюхер», тяжелый крейсер с пушками девятидюймового калибра.

– Мы будем под защитой британского флага. Они не осмелятся нас тронуть ни в открытом море, да и вообще нигде, судя по тому, как сейчас обстоят дела между Англией и Германией.

– Мистер O’Флинн, у меня есть основания считать вас гражданином Соединенных Штатов Америки.

– И здесь ты прав, черт побери! – Флинн горделиво выпрямился.

– Тебе понадобится британский капитан, – задумчиво поглаживая бороду, проговорил Эль Кеб.

– Господи, Кебби, неужели ты думаешь, что я настолько дурак, чтобы самому править этим корытом? – с уязвленным видом спросил Флинн. – Уж подыщем для этого кого-нибудь другого, кто и обратно кораблик выведет под носом у всех военных кораблей кайзеровской Германии. А что касается меня, я притопаю туда пешком, в португальском Мозамбике у меня базовый лагерь, а потом опять же пешком вернусь обратно.

– Ну ладно, прости, – снова улыбнулся Эль Кеб. – Я тебя недооценил.

Он проворно встал. Великолепие большого, украшенного драгоценными камнями кинжала у него на поясе немного портил белый, давно не стираный балахон до щиколоток.

– Мистер O’Флинн, кажется, у меня есть подходящий человек, способный стать капитаном вашего судна. Но прежде всего необходимо немного подправить его финансовые обстоятельства, чтобы он сам захотел поступить к нам на службу.

2

Кожаный кошель с золотыми соверенами был той опорой, которая придавала некоторую устойчивость беспокойной жизни Себастьяна Олдсмита. Кошель этот подарил ему отец, когда Себастьян объявил семейству о своем намерении отправиться в Австралию и там сделать себе состояние на торговле шерстью. Он придавал ему бодрости и уверенности в себе все время путешествия из Ливерпуля к мысу Доброй Надежды, где капитан корабля, особенно не церемонясь, высадил его после того, как Себастьян непозволительно напористо для своего положения приударил за дочкой джентльмена, который плыл в Сидней, чтобы занять пост губернатора Нового Южного Уэльса.

Благодаря полосе преследовавших его неудач количество оставшихся у Себастьяна соверенов постепенно таяло, но все вдруг закончилось в Занзибаре, когда он проснулся после лихорадочно-наркотического сна в какой-то грязной комнате и обнаружил, что кожаный кошель вместе с его содержимым бесследно исчез, а вместе с ним исчезли и рекомендательные письма отца кое-каким известным торговцам шерстью в Сиднее.

Себастьян сидел на краешке кровати, ломая голову, кому могли понадобиться эти не представляющие реальной ценности в Занзибаре письма, и в полном замешательстве припоминая события, цепь которых завела его так далеко в сторону от взятого им изначально курса. Наморщив лоб, он сделал над собой усилие, чтобы подумать об этом как следует. Лоб у него был высокий, что говорило о том, что принадлежит этот лоб, увенчанный великолепной копной лоснящихся черных кудрей, человеку неглупому, даже несколько философского склада; под ним светились темно-карие глаза, далее шел умеренно длинный прямой нос, ниже – чувственные губы и твердый подбородок. В свои неполные двадцать два года своим обликом Себастьян был похож скорее на юного преподавателя Оксфорда, что, впрочем, доказывает, какой обманчивой бывает иногда внешность. Люди, которые хорошо его знали, были бы изрядно удивлены тем, что, отправляясь в Австралию, Себастьян оказался не ближе к ней, чем Занзибар.

Прекратив заниматься умственной гимнастикой, от которой у него слегка разболелась голова, Себастьян встал со своего ложа и, хлопая по икрам подолом ночной рубашки, произвел трехминутное обследование гостиничного номера. Когда накануне вечером он отправлялся ко сну, кошель с деньгами был у него под матрасом, тем не менее Себастьян для начала опорожнил кувшин с водой и с надеждой заглянул внутрь. Потом распаковал саквояж и перетряхнул в нем все рубашки. Залез под кровать, приподнял циновку из кокосового волокна, прощупал в прогнившем полу каждую дырку и только потом дал волю охватившему его отчаянию. Побрившись, смазав слюной клопиные укусы на лице, надев серый костюм-тройку, на котором виднелись явные следы испытанных им дорожных неудобств, Себастьян почистил щеткой шляпу-котелок, аккуратно водрузил ее поверх шевелюры, в одну руку взял свою трость, саквояж в другую и спустился в жаркий и шумный вестибюль гостиницы «Рояль».

– Послушайте, – с самой жизнерадостной улыбкой, на какую он был сейчас способен, обратился Себастьян к маленькому арабу за стойкой администратора. – Послушайте, мне кажется, я потерял все свои деньги.

В помещении повисла полная тишина. Официанты, спешащие с подносами на веранду, замедлили шаг и остановились, свернув шеи в сторону Себастьяна с одинаковым выражением неприязненного любопытства на лице, словно он во всеуслышание объявил, что с ним случился легкий приступ проказы.

– Думаю, скорей всего, украли, – все так же улыбаясь, продолжил Себастьян. – Вот не везет так не везет, ей-богу.

Мертвая тишина нарушилась, когда распахнулся занавес из нитей бус, закрывающий офис, и в помещение с громким криком ворвался хозяин-индус.

– Мистер Олдсмит, а как же насчет оплаты?! – возопил он.

– Ах, оплаты… Ну да, ну да, вы только не волнуйтесь. Я только хочу сказать, что тут уж сейчас ничего не поделаешь, как вы считаете?

Но хозяин гостиницы и не думал успокаиваться, напротив, он еще больше возбудился.