– Если с нами что-то случится – ну, сам понимаешь, ничто не вечно, – тогда…

– Договаривай, – сказал я.

– Нечего договаривать… Просто давай попробуем простить друг друга – в случае чего.

Потом она молчала. У заграждения перед летным полем прильнула ко мне, обняла за шею, поцеловала и быстро ушла к самолету. Поднимаясь по трапу, она не помахала мне. Даже не обернулась.

Я смотрел, как самолет набирает высоту, сворачивает в сторону континента и исчезает над проливом, а потом медленно поехал к Черепашьему заливу.

Без нее мне стало одиноко, и ночью, лежа на двуспальной кровати под москитной сеткой, я окончательно понял, что иду на необходимый риск. Чрезвычайный, но необходимый. Я знал, что Шерри надо вернуть. Без нее жизнь утратит всякий вкус. Оставалось надеяться, что мой рычаг убеждения одолеет силу, руководящую ее поступками. Выбор она сделает сама, но я обязан повлиять на нее – разыграть все козыри, что имеются в моем распоряжении.

Утром я поехал в Сент-Мэри. Мы с Фредом Кокером поспорили, посовещались, обменялись деньгами и обязательствами, после чего он открыл двустворчатые ворота, и я поставил пикап рядом с катафалком. В кузов мы погрузили один из лучших гробов – тиковый, с посеребренными ручками и красной бархатной обивкой. Я прикрыл его куском брезента и вернулся в Черепаший залив. Когда я все упаковал и закрутил винты на крышке, вес гроба чуть-чуть не дотягивал до пятисот фунтов.

По темноте вернулся в город, а когда закончил с приготовлениями, в «Лорде Нельсоне» близилось время закрытия, но я успел пропустить рюмашку, после чего опять отправился в Черепаший залив: собирать видавшую виды холщовую дорожную сумку.

Ровно в двенадцать следующего дня – двадцатью четырьмя часами раньше, чем было условлено с Шерри Норт, – я сел на самолет до континента и тем же вечером успел на рейс Британской корпорации зарубежных авиалиний из Найроби.

В Цюрихе меня никто не встретил, поскольку я прибыл с опережением на сутки. По-быстрому разобравшись с таможней и миграционным контролем, я вышел в просторный зал ожидания.

Сдал сумку в камеру хранения и занялся последними штрихами. Нашел рейс, отбывающий завтра в двадцать минут второго. Он полностью меня устраивал. Я купил один билет, переместился к столу справок и ждал, пока не освободится миниатюрная красавица-блондинка в форме «Свисс эйр», после чего пустился в пространные объяснения. Поначалу блондинка была непреклонна, но я продемонстрировал ей лукавые морщинки вокруг глаз, улыбнулся как надо и наконец заинтриговал ее своим рассказом – так, что она даже хихикнула от предвкушения.

– Завтра вы работаете? Точно? – переспросил я.

– Да, месье, не беспокойтесь, буду на месте.

Мы расстались друзьями. Я забрал сумку, поймал такси и велел отвезти меня в гостиницу «Холидей инн» неподалеку от аэропорта – ту самую, где я однажды с волнением наблюдал, как голландский полисмен борется за жизнь. Заказал выпить, принял ванну и, устроившись перед телевизором, погрузился в воспоминания.

Назавтра, незадолго до полудня, я сидел в кафе аэропорта. Притворялся, что читаю «Франкфуртер альгемайне цайтунг», но на деле выглядывал из-за страницы и обводил глазами зал ожидания. Я уже сдал багаж и зарегистрировался на рейс. Осталось пройти через зону вылета.

На мне был купленный поутру костюм эксцентричного покроя, мышиного оттенка и на два размера больше, чем нужно. Никто из знакомых не поверил бы, что Гарри Флетчер способен показаться на публике в таком виде. Еще я полностью изменил свой силуэт, подложив там и сям гостиничные полотенца, самостоятельно подстригся, присыпал взъерошенные огрызки шевелюры тальковой пудрой и теперь выглядел лет на пятнадцать старше. Глянув сквозь очки в золотой оправе на отражение в зеркале мужской уборной, я сам себя не узнал.

В семь минут второго двери центрального входа в терминал раскрылись. В зале появилась Шерри Норт в шерстяном костюме в серую клетку, длиннополом кожаном плаще и маленьком кепи с деловитым узким козырьком. Глаза ее скрывались за темными очками. Она с целеустремленным видом проследовала сквозь толпу туристов.

Когда мои страхи и подозрения подтвердились, газета дрогнула в руках, а в животе шевельнулось что-то скользкое. На шаг позади и чуть сбоку от Шерри я увидел опрятно одетого человека, которого мне представили как дядю Дэна: на руке плащ, на голове твидовая кепка. С чрезвычайно компетентным видом бывалого охотника дядя Дэн уверенной поступью следовал за племянницей.

С собой он привел четверых людей. Те молча шагали рядом: скромно одетые парни с замкнутыми настороженными лицами.

– Ах ты, стервозина! – прошептал я и даже удивился, что мне стало так горько: ведь я давно обо всем догадался.

Девушка и пятеро мужчин остановились в центре зала. Я видел, как уважаемый дядя Дэн раздает приказы. Большой профессионал, он мгновенно взял помещение под контроль: расставил людей у зоны прилета и возле каждого выхода.

Шерри Норт молча слушала его: лицо непроницаемое, глаза скрыты темными очками. Дядя Дэн что-то сказал ей, она коротко кивнула, а когда крепкие парни разошлись по местам, дядя с племянницей застыли у зоны прилета.

«Уматывай, Гарри, – испуганно долдонил внутренний голосок. – Не играй в дурацкие игры. Это еще одна волчья стая. Беги, Гарри, беги!»

В этот момент по системе оповещения объявили посадку на мой рейс. В грошовом мешковатом костюме я встал и переместился к столу справок. Миниатюрная блондинка в форме «Свисс эйр» не сразу узнала меня, но потом изумленно раскрыла рот и распахнула глаза. Вскинула ладонь к губам, и во взгляде ее сверкнуло заговорщицкое веселье.

– Последняя будка, – шепнула она, – в самом конце, у выхода.

Я подмигнул ей и ушаркал прочь. В будке снял телефонную трубку и сделал вид, что разговариваю, но перед этим положил палец на рычаг и не переставал рассматривать зал через стеклянную дверь.

Моя сообщница сделала объявление:

– Мисс Шерри Норт, пройдите к справочному столу.

Сквозь стекло я видел, как Шерри разговаривает с дежурной. Блондинка указала на будку рядом с моей, Шерри развернулась и направилась прямиком ко мне. Дядя Дэн и его веселые ребята оставались скрыты за рядом телефонных кабинок.

Полы кожаного плаща грациозно развевались в такт с движениями длинных ног, а блестящие черные волосы рикошетили от плеч при каждом шаге. Я увидел на ней черные перчатки, маскирующие раненую руку, и подумал, что никогда она не была красивее, чем сегодня – в день предательства.

Она вошла в соседнюю будку, сняла трубку с рычага, я тут же повесил свою и вышел в зал. Открыл дверь ее кабинки, и Шерри с досадливым нетерпением взглянула на меня.

– Итак,