Когда строения города Махенге пропали у них за спиной, герр Флейшер расслабился, а также расслабил мышцы, чтобы они удобнее легли по форме седла.

6

– Ну что, ты все правильно понял? – без особой уверенности спросил Флинн.

За последние восемь дней совместной охоты ему так и не представилась возможность убедиться в том, что Себастьян способен исполнять ряд простейших заданий, не внося в них каких-нибудь собственных, поистине поразительных изменений.

– Итак, повторяю: идешь вдоль берега вниз по течению до острова и грузишь слоновую кость на корабль. Потом возвращаешься со всеми лодками, забираешь следующую партию.

Флинн помолчал, предоставляя Себастьяну возможность переварить эти слова в рыхлых тканях его мозгов, и только потом продолжил:

– И ради всего святого, не забудь про джин.

– Слушаюсь, старина, – прозвучал ответ.

За эти восемь дней у Себастьяна отросла черная борода, облупилась кожа на опаленном солнцем кончике носа, и он уже почти освоился с ролью браконьера-охотника за слоновой костью. Широкополая фетровая шляпа, которую Флинн одолжил ему на время, была нахлобучена до ушей, острые как бритва листья слоновьей травы изрезали обе штанины в клочья и сняли весь глянец с его сапожек. Кожа на запястьях, а также особенно мягкая за ушами распухла и была усеяна воспаленными пятнышками многочисленных укусов кровососущих, которые на славу попили его кровушки. Зато на этой жаре Себастьян, принужденный постоянно двигаться, несколько сбросил вес и сейчас был строен, поджар и выглядел довольно сурово.

Они стояли на берегу Руфиджи под обезьяньим каштаном и смотрели, как идет погрузка на долбленки последних бивней. В жарком, и без того насыщенном испарениями воздухе стояла еще и вонь фиолетово-зеленоватых бивней, которой теперь Себастьян почти не замечал, – за последние восемь дней столько было набито слонов, что зловоние, издаваемое слоновой костью, казалось ему естественным, как моряку запах моря.

– Когда завтра утром вернешься сюда, ребята успеют притащить последние бивни. Корабль у нас будет полный, и ты можешь спокойно идти на Занзибар.

– А ты как? Останешься здесь, что ли?

– Это, черт побери, вряд ли. Быстренько смоюсь отсюда домой, в Мозамбик.

– А не проще ли плыть с нами на корабле? Пешком добираться почти две сотни миль.

Себастьян искренне беспокоился за Флинна: за последние дни он стал испытывать подлинное восхищение этим человеком.

– Видишь ли, тут такое дело… – начал Флинн и нерешительно замолчал.

Да, сейчас, пожалуй, не время беспокоить Себастьяна разговорами о том, что возле устья Руфиджи его уже поджидают немецкие канонерские лодки.

– Мне надо вернуться к себе потому, что… – Флинн O’Флинн снова замолчал, но тут вдруг в голове мелькнула спасительная мысль, и его охватило вдохновение. – Потому что у меня там осталась маленькая дочь… бедняжка совсем одна.

– У тебя есть дочь? – удивленно спросил Себастьян.

– Да, представь себе, будь я проклят, у меня есть дочь, – ответил Флинн, и на него вдруг нахлынуло чувство отеческой любви и долга. – Да-да, бедняжка там у меня совсем одна.

– А когда мы снова встретимся?

Мысль о том, что он расстается с Флинном, что он тоже теперь останется один и ему придется в одиночку искать способы, как добраться до Австралии, печалила Себастьяна.

– Ты понимаешь, – Флинн старался говорить как можно более мягко, – я как-то об этом еще не думал.

Но это была неправда. За последние восемь дней Флинн только и думал об этом. Расставаясь с Себастьяном Олдсмитом навсегда, ему очень хотелось хотя бы помахать ему на прощанье рукой.

– А разве нельзя было бы… – На посмуглевших от солнечного загара щеках Себастьяна проступил легкий румянец. – Разве нельзя было бы… как бы это сказать… объединиться и работать вместе? Ты бы мог меня взять как бы учеником, что ли.

Услышав такое, Флинн сощурился. При мысли о том, что Себастьян постоянно будет таскаться за ним хвостом и палить из его винтовки направо и налево, он пришел в ужас.

– Ну что ж, Бэсси, мой мальчик… – Он положил на плечо Себастьяна свою толстенную ручищу. – Для начала ты уж доставь эту старую посудину в Занзибар, и старина Кебби Эль Кеб заплатит тебе твою долю. А потом напиши мне, хорошо? Как тебе эта мысль? Напишешь, и мы с тобой все это обмозгуем.

Себастьян радостно улыбнулся:

– Я бы очень этого хотел, Флинн. Честное слово, очень хотел бы.

– Вот и ладно, а пока давай отправляйся. Да не забудь про джин.

Небольшая флотилия нагруженных слоновой костью лодок-долбленок отчалила от берега, и их подхватило течение реки. На носу передней, сжимая в руках двустволку, плотно, до самых ушей натянув шляпу на голову, стоял Себастьян. В лучах вечернего солнца весла равномерно опускались в воду и снова поднимались, сверкая каплями воды; подгоняемые течением лодочки устремились к первому повороту.

Себастьян оглянулся и, стараясь сохранить равновесие на носу неустойчивой лодки, помахал винтовкой стоящему на берегу Флинну.

– Ради всего святого, будь осторожен с этой чертовой штукой! – крикнул Флинн.

Но было уже поздно. Винтовка выстрелила, отдача толкнула Себастьяна, он опрокинулся и растянулся на куче слоновой кости за его спиной. Лодка угрожающе закачалась – гребцы изо всех сил старались удержать ее и не дать ей опрокинуться – и пропала за поворотом.

Уже через двенадцать часов те же самые лодочки показались из-за того же самого поворота снова и направились прямо к растущему на берегу одинокому дереву, обезьяньему каштану. Теперь лодочки были пусты и скользили по воде легко, гребцы лишь помогали себе каким-то своим, старинным и монотонным песнопением.

Свежевыбритый, в чистой рубашке и в сменных сапожках, держа между коленями ящик с напитком для Флинна, Себастьян с нетерпением всматривался вперед, стараясь разглядеть крупную фигуру американца.

Над поверхностью реки медленно стлался голубоватый шлейф лагерного костра, но на берегу не было видно ни одной приветственно размахивающей руками человеческой фигуры. Себастьян вдруг нахмурился: он заметил, что силуэт обезьяньего каштана в чем-то изменился. Он сощурил глаза, неуверенно вглядываясь вперед.

И тут за его спиной прозвучал первый звонкий крик тревоги – кричали его гребцы:

– Аллеманы![21]

Лодка под ним стала круто разворачиваться. Он оглянулся и увидел, что другие лодки тоже поворачивают и плывут по течению, а сидящие в них люди, изо всех сил налегая на весла, что-то испуганно лопочут.

Его собственная лодка понеслась вслед за другими, поочередно исчезающими за поворотом.

– Эй! – крикнул Себастьян, глядя на блестящие от пота спины гребцов. – Что вы делаете?

Но гребцы не удостоили его ответом, только мышцы их упруго перекатывались под черной, лоснящейся кожей – им до безумия хотелось, чтобы их лодочка