комнатах, какие занимали раньше. В нашем конвойном листе было написано, что мы благополучно добрались до станции с охраной из штабс-капитана, двух унтер-офицеров, одного барабанщика, сорока солдат, пяти казаков и пушки. Правда, у нас не было и половины перечисленного числа пехоты и всего около десяти казаков, но такова всеобщая практика в России. Наш охранник был очень доволен, получив десятирублевую купюру, которую они должны были разделить между собой.

Мы отправили новый конвой из Елизаветинского редута и последовали за ним после короткого отдыха. У подножия гор, когда мы прогуливались с офицером, один из казаков прискакал галопом и с серьезным лицом сообщил, что в горах он увидел много всадников и заподозрил возможное нападение. Офицер вскочил на лошадь, конвою было приказано остановиться, и началась общая суматоха. Мы направились к нашим экипажам, чтобы поискать оружие, какое у нас было, хотя и были далеки от желания воспользоваться им. Несколько казаков отправились на разведку и вскоре подали сигнал, что эти всадники оказались казаками, возвращавшимися в Елизаветинский редут.

На этом этапе мы не покинули колонну, потому что при подъеме экипажам иногда требовалась помощь солдат. Когда мы достигли вершины, разразилась гроза с проливным дождем, продолжавшиеся до тех пор, пока вечером мы не прибыли на Константиновский редут, где наслаждались хорошим ужином, несмотря на то что со всех сторон лились дождевые потоки. Офицер, который сопровождал нас, был чрезвычайно вежлив и проявил значительную долю интеллекта. Ему особенно хотелось получить карту Кавказа и Грузии, но мы не могли ее дать, так как она все еще была необходима. Удивителен тот факт, что офицеры не были снабжены подобной картой.

7 июля мы покинули Константиновский редут в половине шестого утра и, поравнявшись с конвоем, который вышел раньше, продолжили путь вместе, пока не пересекли горы. Молодой офицер неохотно согласился позволить нам проехать рысью до Александровского редута, куда мы не входили, а проследовали прямо к Тереку. Один из экипажей переправился на пароме, другой был унесен на паромной лодке стремительным течением Терека, так как она была плохо закреплена веревками. Мы сами высадились на берег и с беспокойством наблюдали, как они плыли между Европой и Азией. Спустившись на некоторое расстояние усилиями гребцов, паромная лодка достигла песчаной отмели, и с помощью волов ее удалось дотащить до места высадки. Переправа через Терек – самая трудная и опасная из всех, что я когда-либо видел, из-за глубины, ширины и стремительности потока. Но я предполагаю, что теперь это лучше регулируется, поскольку мы видели огромный трос, который должен быть проложен через реку и с помощью которого будут направляться паромы и, таким образом, будут предотвращены подобные несчастные случаи.

Кавказ. Переход через реку. Художник Л.Ф. Лагорио, 1868

Когда лошадей оседлали, мы прошли карантин и узнали, что оставаться там не нужно, поскольку на юге не было чумы. Мы добрались до Моздока и заняли остаток дня приготовлением запасов провизии, а также получили обратно нашу подорожную, которую оставили у полковника Котырева, и приказ о казачьей охране.

8 июля мы выехали из Моздока в четыре часа утра. Поскольку ночью шел сильный дождь, дорога была очень тяжелой, и мы возвращались по нашему маршруту гораздо медленнее, чем продвигались вперед. На последней станции одна из наших лошадей упала, и кучер остался, чтобы позаботиться о ней, но наш слуга занял его место, и мы добрались до Подкумка. Эта широкая река стала еще больше из-за дождя. Волы, запряженные в телеги, и ведомые человеком лошади переплыли ее. Кучер, который делал вид, что знает, где можно перейти вброд Подкумок, провез карету совсем немного, когда она застряла в глубокой яме и так сильно накренилась набок, что грозила перевернуться. Во время попыток вытащить нас был сломан шест и разорвана упряжь. Два казака пришли нам на помощь, и мы выбрались через окно и сели верхом. Около пятнадцати солдат перешли к нам вброд и привели двух свежих лошадей, с их совместной помощью карета добралась до другого берега. После этого мы поехали на нашу старую квартиру в Георгиевске.

10 июля мы выехали из Георгиевска в пять часов утра. Это было одно из самых неприятных дневных путешествий. Перед нами ехали экипажи, для которых требовалось двенадцать лошадей, так что на ряде станций нам не оставалось ни одной. В Александровске нас задержали на два часа, и в результате мы заплатили двойную плату. Добравшись до Бешпагира в половине десятого вечера, мы были вынуждены заночевать в карете из-за обмана начальника станции, который, как было очевидно, не хотел давать лошадей до утра.

11 июля мы позавтракали в Ставрополе, откуда предстояло отправиться по новому для нас маршруту в сторону Москвы. Дорога шла то вверх, то вниз по склону, то по ровной местности, вплоть до Среднего Егорлыка. Взгляд блуждал по бескрайним пастбищам, стогам сена и кукурузным полям. Почва здесь была хорошая, и, если бы нашлись руки, способные ее обрабатывать, она давала бы прекрасные урожаи.

Донское и Безопасное – очень крупные населенные пункты, и некоторые другие селения имели значительные размеры. Их превосходные церкви радовали глаз среди унылой природы. Проехав всю ночь, мы добрались до Среднего Егорлыка около восьми часов утра 12 июля.

Так как у нас не было справки из карантина в Моздоке или от городничих Георгиевска или Ставрополя, вопреки нашим ожиданиям, мы были вынуждены остаться здесь на карантин. Мы предлагали послать курьера к атаману донских казаков, на чьей территории тогда находились и для кого у нас были письма, но офицеры решили, что будет быстрее отправить курьера городничему Ставрополя. Соответственно, был отправлен казак, и у нас образовались почти три дня, чтобы провести в этом унылом месте.

Ситуация с этим карантином была наихудшая, какую только можно было себе вообразить. Вокруг простиралось болото, заросшее высокой травой и сорняками. Речушка Егорлык часто бывает застойной и обязана своим названием неприятному запаху, исходившему от нее[269]. Это место было очевидным источником малярии, на что следовало было обратить внимание российскому правительству. Вода там была настолько плохая, что вызывала болезни, и врач, прикрепленный к заведению, заверил нас, что он послал за двадцать верст за всеми необходимыми лекарствами.

Карантин занимал несколько акров земли и был окружен земляным валом и глубоким рвом. Несколько лет назад была построена дюжина новых деревянных одноэтажных домов, каждый из которых был разделен на два жилых помещения. Каждое помещение состояло из двух комнат и прихожей с большой печкой, которая могла