потому, что ты козел. Черт, я уверена, в этом и кроется половина твоего обаяния. Она ушла, потому как считает, что ты не способен чувствовать. Докажи ей, что она ошибается.

– Ну и как я, черт возьми, это сделаю, если мне нельзя с ней видеться?

– Кто это сказал? – Эммабелль удивленно захлопала глазами.

– Она, – прорычал я. – Она велела мне не искать с ней встреч.

– С каких это пор ты слушаешься мою сестру? Одна из твоих черт, которые она любит больше всего это то, что ты делаешь все, что пожелаешь. Всегда.

Ну конечно, в тот единственный раз, когда я решил послушаться, черт подери, оказалось, что это не тот случай.

Свояченица похлопала меня по плечу и пошла к выходу.

– Иди за ней. Она ждет, а я уже устала переносить встречи с любовниками в их квартиры, потому что она спит в моей кровати.

Пора нарушить еще одно обещание.

Двадцать пятая

Персефона

– На заднем дворе облако! – воскликнула Далия, одна из моих учениц, указывая пухлым пальчиком в окно у меня за спиной.

– Ух ты! – Рид вытаращил глаза, и его зрачки расширились, словно два растекшихся пятна чернил. – Да это огромное, чудовищное облачище!

– Итак, друзья, – сказала я поверх края книги, которую читала. Дети сидели вокруг меня на красочном ковре с буквами алфавита. Туман за окном отвлек их внимание. – Сложили ножки и ладошки. Все садимся и внимательно слушаем историю. Нам нужно закончить рассказ о том, как Паддингтон отправился на карнавал и искал слова, а потом сможем поиграть на улице.

– Искать слова на букву «С» с-к-у-у-ч-н-а! – Ной неправильно произнес слово, колотя руками и ногами по ковру от огорчения. – Мама говорит, что учителя не очень-то умные, иначе не были бы учителями. Я хочу поиграть с огромным облаком!

Что ж, Ной, твоя мама «С», то есть стер…

– Пожалуйста! – закричала Далия.

– Ну мисс Перси! – ныл Рид.

Дети окружили меня, залезая ко мне на колени и сложив ладони в мольбе.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, можно нам поиграть с облаком? Хороший дядя очень хочет, чтобы мы к нему присоединились. Посмотрите, он играет совсем один.

Хороший дядя?

Играет один?

Решив, что сейчас самое время вызвать полицию и проверить, на месте ли мой перцовый баллончик, я обернулась, и у меня отпала челюсть.

Мой муж, который, по словам Белль, вчера не принял документы на развод и выставил ее из кабинета, стоял во дворе «Маленького гения» с закатанными рукавами и взъерошенными волосами, и, опустившись одним коленом на землю, создавал огромное, одинокое облако, парящее у него над головой. Размером оно было с аэростат. Большое, пушистое, белое. Я посмотрела на землю. Как он его сделал?

Я заметила железный поднос, мешалку, спички и стеклянную банку, разбросанные возле его ног.

Мы молча уставились друг на друга через стекло.

Книга выскользнула у меня из рук. Я почувствовала, как мимо меня пронеслась толпа детей, бросившихся к окну. Они прижимали пальцы и носы к стеклу, возбужденно визжа.

Избегать мужа было больше невозможно.

Он принес мне облако.

Привел ко мне тетушку Тильду.

Ноги сами повели меня к стеклянной перегородке. Он подошел ближе, встречаясь со мной за тонким барьером.

Я прижала ладонь к стеклу. Киллиан повторил мой жест, и кончики наших пальцев соприкоснулись через преграду.

– Я сказала тебе не приходить сюда. – Я сглотнула ком в горле.

– Я сказал тебе многое, о чем жалею, – ответил он. – Надеюсь, и ты, возможно, жалеешь об этих своих словах.

– Я уже использовала свое Облачное Желание, Килл. Больше загадать не могу. – Мой голос сорвался.

– Это желание не тебе загадывать, Персефона. – Он улыбнулся. – Оно для меня.

Дети хлынули на задний двор, словно поток горячей лавы, разбегаясь и хохоча от восторга.

Они тянулись маленькими ручками к облаку, стараясь ухватить необъятное, растопыривали пальцы в попытке уловить его волшебство.

Я последняя вышла во двор и остановилась в паре метров от мужа. Увидеть его спустя несколько недель, было все равно что сбросить тяжелый походный рюкзак на пороге дома. Мне хотелось уткнуться носом в его шею и вдохнуть его запах.

Я не спрашивала, что он здесь делает. Боялась верить. Надеяться.

Сойдя с Олимпа, мой муж ничуть не утратил своего величия и великолепия, а греческим богам уже случалось заставлять смертных сыграть им на руку.

– Это Далия. – Киллиан указал на девочку, которая била кулачком по дыму, пытаясь с ним совладать. – Ты называешь ее Мышонком. Она бойкая, милая и упрямая. Это Тео, – продолжил он, указав подбородком на Тео, – он застенчивый и замкнутый, но наблюдательный. А это Джо, – продолжил Киллиан, глядя на Джоэла, одного из моих любимых учеников. Мечтателя с копной ярко-рыжих волос.

– Как ты узнал? – прошептала я.

– Слушал тебя во время наших ужинов, – признался он. – Слушал каждое твое слово. Пусть и делал вид, будто это не так.

Сердце замерло.

– Значит, ты хочешь загадать Облачное Желание? – Я сцепила пальцы в замок на коленях, снова превращаясь в ту девушку, которую он встретил несколько лет назад в номере для новобрачных. Невинную. Неуверенную.

– Да.

– Кто сказал, что оно у тебя есть? – На моих губах заиграла улыбка.

– Твоя тетя. – В его голосе не слышалось ни тени насмешки, за что я была признательна, поскольку сарказм был для него все равно что родным языком. – Она велела мне подумать хорошенько. Сказала, что в жизни выпадает только одно такое желание.

Минуточку…

То же самое мне говорила тетушка Тильда. И я не припомню, чтобы рассказывала об этом Киллиану. Не может быть. Какая-то бессмыслица.

– Каково твое желание? – прошептала я.

Вокруг нас сновали дети, и мне показалось символичным, что причина, которая свела нас вместе – наследники – была всюду вокруг нас, хотя я не забеременела.

– Хочу провести с тобой час. Шестьдесят минут твоего времени. О большем не прошу. Во сколько ты заканчиваешь работу?

– В четыре, – ответила я. – Как и всегда.

– Я подожду.

По крайней мере, на этот раз он не велел мне уйти с работы.

– Как ты сделал облако? – Я указала ему за спину.

– У NASA есть инструкция. Ерунда.

– Потрясающе.

– Даже третьеклашки справятся.

– Все равно. – Я помотала головой. – Подождешь меня? – Я взмахнула рукой, указывая на здание школы.

Он улыбнулся.

– Дорогая моя Персефона, я ждал восемь лет. Еще четыре часа легко переживу.