рад, что ты подтолкнул. – Я открыл стеклянную дверь. – Этот брак преподал мне важный урок. Урок, который не смогли преподать Эвон, Йель и Гарвард, вместе взятые. А теперь позвольте мне применить некоторые выводы, которые я сделал за последние месяцы, и выгнать вас к черту из моего офиса, – да, из моего офиса. Если я вкалываю по шестьдесят часов в неделю, то мне и принимать решения – и вот совет: никогда, никогда не указывайте, как мне поступать с моей работой, жизнью и браком.

Я дернул подбородком в сторону двери. Оба родителя уставились на меня во все глаза.

– Вперед. Ногами же умеете пользоваться?

За свою жизнь вы предостаточно раз от меня уходили, – подмывало меня добавить.

Глаза матери заблестели, пока она пыталась взять себя в руки, а отец сохранял мрачное, полное достоинства выражение лица. Черта подведена. Они собрались прочь из кабинета. Мать остановилась на пороге, обхватила меня ладонями за щеки и посмотрела в глаза.

– Прости, – прошептала она так тихо, что только я смог ее услышать. – Прости за все. Ты прав. Ты заслуживаешь лучшую жизнь, чем та, что мы создали для себя, Киллиан.

Я поцеловал ее в щеку.

– Все прощаю.

– Правда?

Я ответил резким кивком.

– А теперь кыш отсюда.

Теперь отец остановился возле двери. Прищурил глаза от раздражения и вместе с тем восторга.

– Mo orga. – Он наклонил голову. – Ты снова и снова удивляешь меня своей силой. Твой брат всегда был непредсказуемым человеком, которого все же легко раскусить. Потому я и спустил на него девчонку Бреннан. Твоя сестра… она святая, и мне не нужно о ней беспокоиться, но ты… – Он сделал вдох, закрыв глаза. – Ты был моим травмированным ребенком, а потому становился намного опаснее, потому что мы оба знали: тебе по силам пережить все что угодно. Ты думаешь, я не знаю, – прошептал он мне на ухо, подходя ближе, слишком близко – так близко, как не подходил ко мне еще никогда, – но я знаю. Знаю о твоих демонах, Киллиан. Тех же самых, что обитают в темнице моего сердца. Разница лишь в том, что ты, похоже, одолел своих. Молодец, сынок.

Сбитый с толку и нуждаясь в крепкой выпивке, я направился в свой кабинет.

– Мистер Фитцпатрик! – София вскочила со своего места и помчалась ко мне, едва я вышел из конференц-зала. – У вас посетитель.

– Кто?

– Мисс Пенроуз.

– Назовешь ее так еще раз и навсегда попадешь в черный список с запретом на работу в любой уважаемой компании Бостона.

Стараясь сохранять ровный шаг, я пошел в свой кабинет, где обнаружил Эммабелль Пенроуз, которая развалилась в моем кресле и закинула свои длинные ноги на мой хромированный стол. На ней была пара туфель Louboutin, которые, я был почти уверен, принадлежали моей жене, и блузка, не оставлявшая простора для воображения.

А день становится все лучше и лучше.

– Не бери в голову. Не та сестра. – Я махнул Софии, открыл стеклянную дверь и закрыл ее за собой.

Прислонился к стеклянной стене, сунув руки в передние карманы брюк.

– Киллиан! Как жизнь? – вкрадчиво протянула Эммабелль, отрываясь от телефона.

– Так, будто я трахнул ее несовершеннолетнюю дочь и теперь она жаждет мести, – вкрадчиво ответил я, оттолкнулся от стены и сел напротив нее.

Я был и всегда буду невосприимчив к ее образу аля Дита фон Тиз на максималках. Ее отчаянные попытки привлечь внимание в моем случае оставались без внимания.

– Убери ноги со стола, – велел я. – Если не хочешь, чтобы их сломали.

– Ох ты господи, кто-то не в настроении. – Она убрала ноги, бросив свою уродливую подержанную сумку Prada на мой ноутбук. Я боролся с желанием выбросить ее из окна. Сомневаюсь, что тем самым смог бы заработать дополнительные очки в отношениях с женой. – Боюсь, что станет только хуже.

– Искренне сомневаюсь, что может быть хуже. – Я откинулся на спинку кресла.

– Тогда я пришла доказать, что нет ничего невозможного, детка. – Она достала что-то из сумки – стопку документов – и толкнула ко мне через стол острым красным ноготком. – Вот тебе заявление.

Я не притронулся к бумагам. Опустил взгляд и увидел почерк жены. Витиеватый. Романтичный. Миниатюрный. Как она сама.

На миг меня охватило всепоглощающее желание не чувствовать ничего.

Отшутиться.

Выгнать Эммабелль. Показать ей, что мне плевать.

А потом я вспомнил, что именно по этой причине мне и приходится бороться, чтобы вернуть свою жену.

– Ответ отрицательный, – спокойно сказал я, хрустя костяшками пальцев под столом. – Я уже говорил Персефоне, что развод невозможен. Это пошло, создает негативные заголовки в прессе, к тому же она еще не выполнила свою часть сделки.

– Ты ведь понимаешь, что ты не Бог? – Эммабелль склонила голову набок. – Ты не можешь заставить других подчиняться по щелчку пальца.

Я уставился на нее.

– Докажи.

– Она больше не хочет быть с тобой.

– Я могу заставить ее передумать.

– С чего ты это взял? – Белль усмехнулась, ее глаза блестели.

– Она хотела меня еще тогда, когда я не прилагал никаких усилий. А теперь, когда намерен постараться, она не сможет передо мной устоять. В любом случае мы оба знаем, что ты уйдешь отсюда с заявлением о расторжении брака, даже если мне придется его тебе скормить. Это не имеет никаких юридических оснований. Ты не судебный исполнитель, а я не тот парень, которым ты можешь помыкать. Если дело дойдет до суда, я попрошу судью назначить семейную терапию – и получу ее, – поскольку мы были женаты короткий промежуток времени, и в браке не было ни супружеской измены, ни жестокого обращения.

– Так я и думала. – Эммабелль со смешком взяла документы с моего стола и убрала обратно в сумку. – Слушай, я не самая большая твоя поклонница по целому ряду причин. Главная из них заключается в том, что ты собирался запереть мою сестренку в безвкусном пригородном особняке и заставить ее производить на свет своих наследников, пока сам живешь на полную катушку. Но я поняла, что, несмотря на твои социопатические дефекты, ты в самом деле ее полюбил. Я права?

Множество оскорблений так и вертелись у меня на языке, но сегодня у Эммабелль было преимущество. Я должен позволить ей этот звездный час, даже если мне хотелось спалить ее дотла.

– Да, – угрюмо согласился я. – Я очень люблю твою сестру.

Так сильно, что становится чертовски больно.

– Что ж, тогда, может, пора рассказать ей о своих чувствах. – Белль встала, подняла сумку и закинула ее на плечо. – Ты все время извинялся не за те проступки. Персефона бросила тебя не