«А, Кари», – я выдохнул с облегчением. Улыбнулся, постучал двумя пальцами по фляге и ткнул ими же в сторону Рута. Так и подержал.

Рут не сразу сообразил, что я имел в виду. А потом начал оправдываться:

– Да я пью, считай, с младенчества! И ничего – живее всех живых!

Развернувшись к своей палатке, где меня ждали, я сказал чуть тише:

– Вот и посчитай, сколько лет я трахаюсь. Простые числа. – Я обернулся на палатку с нетерпением и добавил: – Как видишь, все еще дышу.

– Ты знаешь, что я не об этом.

У каждого умника в лагере находились свои соображения о том, что мне стоит делать. Вот теперь и в портки полезли наводить свои порядки.

Я остановился.

– Ты бы так гвозди искал…

– Девчонка твоя из местных, – Рут довольно быстро оказался рядом и говорил едва слышно, – нашлась будто сама собой. Хороша во всем, вечно рядом крутится. За такую красоту в Криге убивали. Простые числа, дружище. Складывай.

От пьянства одни проблемы. Я шагнул еще ближе, а говорил так же громко:

– Слышу уже в который раз. Мои подруги – мое дело.

– Не-а, не слышишь, – упорствовал Рут.

Зашуршала ткань палатки, и Кари высунула нос на улицу, а после – всю голову. Очень красивую голову, хоть волосы и спутались после сна.

– Не вздумай в это лезть, – мое предупреждение звучало как приказ. – Я не нуждаюсь в помощи.

– Ага, все схвачено, приятель? – Рут отпил из фляги и показал пятерню, начав загибать пальцы. – Как в Ставнице, верно? Как в Криге или, может, как сегодня на холме?..

Кари громко зевнула. Я стиснул зубы. Мудрецы, один другого краше! Будто в этом краю можно спастись от опасности, сидя вдали, в уютном углу, опасаясь каждой тени. Нет.

Ты шагаешь в самую темную чащу и становишься настоящим кошмаром.

Я задрал подбородок, посмотрев на приятеля сверху вниз:

– Ты что же, думаешь, я дитя? Гребаный кролик, которого сожрут волки, а? – Я прищурился и сделал шаг назад. – В клетке лучше и безопаснее, скажешь? Лучше бы я не вылезал из поместья моей семьи?

Рут смягчился, поднял ладони и сказал чуть теплее:

– Послушай, я просто…

– Немного веры, друг. Совсем немного. – Я с силой сжал его плечо. – Большего я не прошу.

Он скривился так, будто я попросил у него в долг тысячу золотых без возврата. Покачал головой и, не прощаясь, отправился со своей подругой в ночь. Сливянка портила его куда больше, чем меня – все женщины мира.

Под вощеной тканью палатки все было как обычно. Островок надежности и покоя: прекрасная женщина без одежды, теплая постель, немного хлеба с солониной, если мы будем голодны. И походная «свеча» – фитиль в лампаде, которым мы ни разу еще ничего не подожгли ночью.

Я скинул влажные сапоги у полога и пошевелил пальцами ног. Страшно устал, всего один раз поднявшись к замку. Не хотелось и думать о том, сколько сил потребуется на штурм.

– Вы сегодня поздно, – вздохнула Кари и подтянула одеяло выше, к шее.

Протащив кувшин с гретым вином, я опустил полог и стал вглядываться в полутьму.

– Вы? Это ты кому?

Кари прижала ладонь к губам и вытаращила глаза, будто забыла мою просьбу. С памятью у нее все было в порядке. Казалось, ей просто нравится эта игра.

На игры у меня уже давно не было никакого настроения.

– Прости, все время забываю, – улыбнулась Кари, свободнее разлегшись на постели – явно для того, чтобы коснуться меня коленом. А потом добавила, чуть нахмурившись: – Твой друг, он выглядел… странно. Я слышала, вы спорили. Что-то случилось?

Я деликатно подвинул ее ногу: хотел присесть так, чтобы расслабить спину за целый день. Возможно, я не смогу расслабить ее до самого утра. Или дольше.

«И я снова забыл кружку снаружи, о дьявол».

– Последнее время ему везде мерещатся враги. – Я покачал головой: – Пьянство его совсем погубит.

Кари задумалась и рассеянно погладила себя по руке, будто успокаивая.

– Мой отец умер за столом. До сих пор помню его розовое лицо, – вздохнула она. Даже расстраиваться у нее получалось очень красиво. – Ох, прости, я расстроила тебя? Нет, так не пойдет. – Она прижалась всем телом, и я неловко приобнял ее, пытаясь не уронить палатку. – Давай подумаем, как помочь твоему другу?..

Проще взять замок, чем отлучить пьяницу от его страсти. Я пообещал:

– Как вернемся в город, я его привяжу к бочке с водой, пусть привыкает.

Кари вымученно улыбнулась и отвела глаза. Тонкие пальцы принялись расшнуровывать мою одежду, и я бережно взял их в свои ладони. Подержал.

– Нет? – так же грустно спросила Кари, словно кому-то искренне может быть в радость совокупляться с грязным солдатом.

– Я устал как мертвец. Не я один, признаться: всем хватило. Завтра начнут ставить требушет. – Я потер уголки глаз. – Бато заартачился, и теперь нам придется стоять здесь хоть до следующей весны.

Кари поджала губы.

– Как долго! – Страх исказил ее лицо. – Но что, если на нас нападут? Вы… то есть ты…

– Нападут, конечно. – Я так же устало кивнул и взболтал кувшин, а затем поставил его в углу. – Но приказ есть приказ. В штабе уже все решили. Кроме того, из Оксола отправили подмогу: дней через пять они будут здесь, и тогда Долы пожалеют, что прибыли на всхолмье. – Я ухмыльнулся. – А пока мы воспользуемся затишьем и расчистим площадку для обстрела. Вряд ли Долы в ближайшие дни пожалуют к нам в гости. – Кари усиленно закивала, прикусив нижнюю губу. – Я удивлен, как они до сих пор не заметили, какой бардак творится в каждой стороне лагеря. Скорее всего, у них тоже что-то не ладится в рядах.

На этих словах ее лицо совсем погрустнело. Еще полгода назад, когда мы впервые делили постель, я думал, что ей крепко достанется. Есть вещи, которые уже никак не изменить. Я предупреждал, что дело кончится плохо. Упрямства в ней было даже больше, чем во мне самом.

Встретившись взглядом с Кари, я очень осторожно повторил то, что говорил ранее:

– Я бы хотел, чтобы ты собрала свои вещи и вернулась в город. – Она приподнялась на локтях, и шерстяное одеяло сползло с правой груди. – Нет, даже не так. Ты должна уйти. – Я вытер стопы относительно чистым полотенцем. Бестолковое занятие, учитывая то, что сапоги не просохнут за одну ночь. Вздохнув, я добавил: – Война не место для женщин.

Ни для чего хорошего, если быть точней.