– Ты совершенно рехнулся! Ради какой матушки вы сунулись под обстрел?

Я прошелся пальцами по повреждениям на доспехе. Успеют ли починить до штурма? Вряд ли.

– Вчера ты причитал, что мы воюем. – Я стал стаскивать с себя испорченный нагрудник. – Сегодня недоволен, что мы пытались решить дело миром…

Приятель посмотрел на меня так, будто собирался ударить. Гневался не он один. Стефан растолкал толпу локтями.

– Дюжину потеряли! Вам что, на месте не сиделось?! Дюжину…

Все-таки хорошо, что я не взял Рута с собой.

– А ну, всем тихо! – крикнул бастард и почти влюбленными глазами уставился на рыцаря, позабыв скулить.

Эйв Теннет призвал к молчанию и произнес несколько слов о павших. Хенгист шепотом подсказывал ему имена.

– Добродетельна храбрость, как указано самой милосердной Матерью…

Я не смотрел на фанатика. Посеревшее небо и то интереснее, чем его речи. Эйв не замолкал:

– …так тень овладевает сердцем. Появляется робко, несмело. Силится примелькаться, стать второй кожей. Сама незаметнее, чем блоха – следует по пятам, прячась от солнца. Стоит ей закрепиться, и всякий станет незрячим. Еще вчера он отличал тьму и свет, а сегодня ходит с тенью, словно помолвленный…

– Закапывают и то быстрее, чем этот отпевает, – шепнул Рут, перестав злиться.

– Боюсь, отпевать он еще даже не начал.

Барн подошел со спины и проворчал достаточно громко – два солдата перед нами обернулись и нахмурили брови. Я тихо спросил:

– О чем он? Какие тени?..

Наемник выпятил нижнюю губу, размышляя. Рут укрылся за спиной солдата и отпил из фляги. А потом подсказал:

– Раньше их называли чудесами.

Барн без особого интереса уточнил:

– Это еще где?

– Там, где других чудес никогда и не видели. – Рут вытер губы рукавом. – В Эритании. На болотах.

– А, иноверцы. – Барн безразлично уставился на западный холм, где, по всей видимости, и начиналась Эритания. В его замечании не было нетерпимости к чужакам. Я подумал, что наемнику все одинаково плохи – за кого заплатят, тот и враг.

– Дьявол с ними, с чудесами, – я начал путаться. – Про какие тени он говорит?

Рут невозмутимо добавил:

– Тени – это тьма, которую принесли с собой боги…

– Нижние боги, – поправил Барн. – Те, от которых отреклись.

– Да помолчите же вы, ради всего святого! – испуганно процедил молодой солдат из сотни Стефана. Должно быть, его мальчишек секли по вечерам за любую провинность.

Тени, целое море богов, какие-то чудеса, Мать с двойным солнцем. И как воснийцы не путались в своих заблуждениях?

– Какая чушь, – прошипел я, когда солдаты отвернулись от нас.

Эйв поднял руку и жестом обвел толпу:

– …Там, где забыта добродетель, гаснет любой свет. Во тьме и рождаются мастера лжи: нижние боги. Коварство их не знает границ! Человечество пало однажды, вынесло горький урок и с тех пор тянется к свету. – Рыцарь широко раскинул руки, будто пытался обнять целое войско. – Добродетельна память, что спасет нас от теней.

Господина Эйва явно не учили тому, что тени появляются лишь там, где светит солнце.

Могилы выкопали совсем неглубокие. А после сразу же отправились ужинать, играть в карты, драться и обсуждать все подряд. Вот она, доблесть. Один вечер – и уже никто не вспомнит про твою храбрость и добродетель.

Воспользовавшись вечерней суетой, я подошел к Эдельберту. Руку ему перевязали для вида – на ткани даже не темнела кровь. Он забыл изобразить страдание: сидел и уплетал мясо прямо со сковороды. Уплетал больной рукой, которая раньше висела плетью для Эйва и Урфуса.

– Пора, – сказал я, подсев с другой стороны стола.

Эдельберт подскочил на месте и стал взволнованно вертеть головой по сторонам:

– Что? Уже? То есть… Я думал…

Бастард не сразу сообразил, что выглядит нелепо и может привлечь внимание. Он рассеянно приземлил задницу обратно на скамью.

– Сегодня и завтра, – уточнил я. – Медлить нельзя.

Вилка наколола несколько кусков тушеной дичи и поднялась наверх. Подрожав в воздухе, опустилась к сковороде.

– Ясно, да, – бастард закивал. – Яснее некуда. Но, послушай, как мне их убедить? – Стоило задавать эти вопросы гораздо раньше. – То есть меня ведь спросят, верно? Почему да как. Сам знаешь. – В волнении Эдельберт становился еще более невыносим. – Нужно что-то весомое. Надежное, на что можно положиться…

Я помедлил.

– Скажите, что один из гарнизона – на нашей стороне.

– Что? – повторил бастард и задрал подбородок. – Я не… Который?

Никакой фантазии у солдат! Я придвинулся и сказал совсем тихо:

– Тот, что плюнул в меня со стены.

Эдельберт широко распахнул глаза.

– А-а! Так это был сигнал, – он почесал затылок.

В нем, как всегда, проснулись трусость и сомнения. Здесь могло помочь только одно. Я медленно поднялся и с почтением произнес:

– Полагаюсь на вас, господин Эдельберт.

Поздний вечер, лагерь Восходов

У палаток веселился мой отряд: раздобыли карты, погрели вино. Я молча встал возле костра и обвел всех суровым взглядом. Веселья поубавилось, и на какое-то время стало тише. Новобранцы глядели на меня, как мыши на удава.

– Чего ждем? Отбой, – сказал я. По счастью, никто не спорил и не торговался.

За пару минут почти все попрятались. Смотреть за костром остался ловкач. Единственный, кто ухаживал за своим оружием – копье блестело, острая грань указывала в небо. Возможно, так он и переживет штурм.

– Я на дозоре, сир, – испуганно заметил ловкач, когда я посмотрел в его сторону.

– Все верно. Тебе шуметь можно, – на всякий случай уточнил я. – Если придут враги.

Со стороны палаток послышался шорох, а затем – уверенная наглая поступь.

– Дьявол. Я же сказал: отбой!

Из теней леса показался Рут.

– А, – я потер глаз тыльной стороной ладони. – Это ты. Что еще стряслось?

Что-то в нем изменилось. В походке, в выражении лица, хоть приятель до того явно выпил. Казалось, я видел его таким несколько лет назад. Когда это было? Где?..

Рут почесал редкую щетину и цыкнул зубом. Посмотрел в сторону палаток.

– О, я не отниму слишком много времени у вашего благородия, – он даже не улыбнулся.

Я вспомнил, когда так было в последний раз. В Криге. Перед тем как мы начали убивать. Повернувшись лицом к приятелю, я осторожно кивнул, не зная, что ответить. Мы отошли от костра, где нас могли услышать.

– Слушай внимательно. Ночь – мое время. И не только мое. – Рут бросил быстрый взгляд туда, где я ставил палатку. – Я видел следы в лесу, когда мы стояли у реки.