И сам не знал, где здесь зад, а где – перед. Все смешалось. Слева проскочил кто-то из наших, схватив копье двумя руками, и заехал древком мне в ногу. Я пошатнулся. Меня толкнули справа, и я рухнул на одно колено. Откуда-то появилась спина солдата, подалась на меня, повалила на землю. Что-то острое впилось в бедро, застряло в пластинах. Защита хрустнула, и острие порвало ногу. Я вскрикнул, а солдат, поваливший меня, кричал еще громче. Кричал недолго. Чужая кровь просочилась под нагрудник, заляпала штаны. Солдат Восходов вытащил старое кривое копье и побежал за кем-то. Снова ударил.

Задыхаясь под чужим весом, я терпел боль. Наших становилось все меньше. Ублюдки все знали. Зашли в тыл, разделили нас, как стайку трусливых рыбех.

А еще их было гораздо больше с самого, мать его, начала.

– Дерьмо, – прошипел я, скидывая с себя мертвеца.

«Сто голов тебя прозвали, – дымил трубкой сотник Пит. – Одна голова за сотню соображает, так-то!»

Поганая лесть! А я поверил, поверил, дурак безголовый!

«Эйв Теннет – верный слуга милосердной Матери. Его люди всегда берут пленных. Берут, ведь так?..»

С одной ногой долго не пробежишь. Лежа в грязи, подвывая от боли, я схватился за крепления на нагруднике. Принялся остервенело их выдергивать: одно, два, четыре…

– А-а-а! – Мимо пробежал Невиг, не заметил меня, споткнулся и покатился по земле, скрывшись за деревьями. За ним бежали трое.

Я отполз к кустам. От листьев тянуло мочой и кислой рвотой, но именно там я избавился от доспеха. Затем стащил сапоги с дорогим кантом на подгибе, скинул пояс с оружием, оставив только кинжал. Потом избавился от шлема, бросил щит и копье, расстегнул поножи и не смотрел на бордовое пятно. Слишком широкое, слишком плохое, чтобы на него смотреть и не думать о смерти. Я перевязал ногу обрывком штанины, стараясь не выть.

Затем прополз по грязи, намочив рану и брюхо. У следующего ряда стволов нашел солдата, что прислонился к дубу и зажимал порез на животе.

– Господин Хайвик, помо…

Кинжал вошел ему под челюсть, и парень замолк, удивленно уставившись на мою руку. Его ладони скользнули по бокам и расслабились на земле. На животе зияла глубокая рваная рана.

«Есть два типа людей!»

Я быстро осмотрелся: солдаты сражались у палаток, сражались за деревьями и даже у куста. Никто не смотрел в мою сторону. Стащив с тела дешевые солдатские сапоги, я с трудом натянул их на ноги. Маловаты. Хорошо, что мне в них не придется долго ходить. Пригодился и плохой шлем, закрывавший верхнюю половину лица. А вот оружия при солдате не было.

Гребаная нога болела так, что я рычал, ползая по земле в поисках клинка, который меня не выдаст. У тех же кустов нашлась булава: испачканная в крови, с дешевой рукоятью из старого дерева. Я не успел ее подобрать.

– Уходят, там! – вскрикнули за деревьями. И я услышал конницу. Кавалерия добивала тех, кто добрался до поля.

Я пополз в сторону, откуда выехали всадники. Там, где держат коней, не всегда может остаться дозор. В пылу битвы…

Кинжал больно терся о лодыжку – зря я положил его в сапог!

По лесу кто-то бегал, и дважды я чуть не попался. Лежал, уткнувшись лицом в грязь, и ждал, пока шаги стихнут. Нет ничего лучше, чем кустарники в густом лесу.

– Слава двойному солнцу, – прошептал я, когда увидел конский круп за деревьями, у перевязи.

Лошадь не запрягли – оставили так, привязав к молодому дубу. Старая кобыла сгодится для небольшой повозки – на такой не отправишься в бой. По счастью, в бой я совершенно не рвался. Кобыла спокойно щипала траву и шевелила ушами, как ослица.

«Красавица», – улыбнулся я, подползая к дубу.

Кто-то из снабжения Восходов ставил ведро с водой у двух скакунов напротив. И сквернословил.

Мои пальцы быстро вытащили нож, так же быстро подрезали веревку у дерева.

– Далеко собрался? – жизнерадостно спросил кто-то за моей спиной.

Я медленно повернулся, спрятав кинжал в рукаве. В десяти шагах стоял, прислонившись к осине боком, солдат Восходов. На его поясе болталось сразу два ножа и удивительно большая фляга. Кроме ножей, у солдата не было ничего, будто он и не бился в лесу. Может, стрелок? На его лице застыла дружелюбная улыбка. Он не отпускал бороду, как обычно делают в походе. Шансы на милосердие? Велики, поскольку я все еще жив. А еще, похоже, он меня совершенно не знает.

«Заметил у поля? Проследил до самой стоянки?»

– Я сдаюсь, сир, – залепетал я, поднимая руки. Отпустил кобылу – веревка упала к ногам. Пусть подойдет ближе, пусть сделает еще несколько шагов…

Солдат пошел навстречу, а затем, будто опомнившись, свистнул в пальцы.

– Ах! – Сначала послышался удивленный возглас, потом треск ведра и шум разлитой воды. – Тьфу ты!

– Подсоби-ка, тут у нас враг приполз. – От меня не отводили взгляда.

– Где? – поднялся на носки конюх. – Милосердная Матерь и ее солнце! И правда…

– Веревку возьми, – подсказал солдат, потянувшись к фляге на поясе. И отдернул руку, будто обжегся. – Только поторопись.

Я сидел, собираясь с силами. Поднял руки так, чтобы никто не заметил ножа в рукаве.

– Нашел! Бегу, – зачем-то объяснял каждое свое действие конюх. Еще и споткнулся дважды. Не заметил ведро, которое сам же и уронил…

Мальчишка-конюх бесполезен. Первым я зарежу солдата.

– Крепко держи, я свяжу, – сказал он, и запахло сливянкой.

Пьян. Вот это удача!

– Да-да, сейчас, только вот…

Я резко ударил конюха под колено и чуть поднялся на здоровой ноге для упора. Выбросил руку вперед, обхватил рукоять кинжала, а левой уже потянул солдата к себе. Тот пошатнулся, распахнул глаза и толкнул меня ладонью в лицо, отвернув голову.

Но я и так помнил, где его горло. Хрясь! Острие пронзило плоть, царапнув кости.

– Арх!

Неправильный звук. Кровь полилась в рукав. Я повернул голову, потерял равновесие, и солдат упал на меня сверху, придавив.

Он зарычал. Зарычал и я, но от разочарования: острие вошло в ладонь, едва задев шею, не дойдя до вены. Чуть-чуть не хватило! Вот дерьмо! Я потянул рукоять на себя, но пальцы солдата сжались у гарды. Его дружелюбные глаза распахнулись, улыбка превратилась в яростный оскал. Он рычал и смотрел мне в лицо, будто вцепится зубами в горло…

А потом что-то с силой ударило по виску, и я обмяк.

– Вы в порядке?..

Темнота, вспышки света. Расплывчатый силуэт солдата с кинжалом в ладони.

– Ах ты!..

Конюх злился больше всех. Хрясь! Пришла боль