Шрифт:
Закладка:
Я отложил кружку и посмотрел в подзорную трубу. Деревья, поле, никаких дорог и признаков жизни. Лес как лес.
– Чего скажешь? – с нетерпением спросил приятель.
«Главный разведчик войска с одной рукой!»
Положив подзорную трубу на колени, я побарабанил по ней пальцами и ответил:
– Не сходил бы.
– Это почему? – насупился Рут.
Он даже не пил сегодня, если верить запаху. Его глупым вопросам не было никакого оправдания.
– Потому что таков приказ.
На востоке от штаба кто-то страшно ругался. Кажется, дело дошло до драки. Обычно Рут с удовольствием смотрел, как солдаты молотили друг другу лица. Сейчас он стоял, сложив руки на груди, и портил мой день.
– Слышал, тебя снова повысили, – Рут ухмыльнулся. – Теперь совсем важным стал, приятель?
Я выдержал его взгляд. С хрустом сложил подзорную трубу и кинул ее на столик у пня. Кажется, она скатилась на землю, но мне было все равно.
– Даже если бы меня понизили, Рут, ты бы остался в лагере. – Я не дал ему вклиниться в разговор. – Потому что ты не самый главный разведчик, не самый первый трезвенник и не самый важный солдат, с какой стороны ни погляди!
Рут не стал спорить, только осведомился:
– Значит, это ты говоришь от себя?
– Нет, дьявол! Я представляю господина Эйва Теннета…
– Хорошо. – Рут зачесал грязные волосы на затылок. – Я слышу приказ, просьбу или угрозу?
Просьбами подтирались все кому не лень.
– Приказ, – бросил я и отправился в штаб.
Почему-то в последний сезон абсолютно все желали ставить мне палки в колеса. На ровном месте. Непременно с героическим видом.
Мост через Ласковую реку выглядел совсем новеньким. На его камнях еще не вырос мох, и ровный борт по обе стороны не потерял ни одного булыжника. Каждый камень стоял в растворе, как защитники на стене замка: до последнего, на десятилетия. А может, и на века.
– Чего у-уставился? – спросил Сэир Данган. – Не мешай нам работать!
Строитель маячил на той стороне реки. И пытался поднять обтесанный камень, но тот постоянно вываливался у него из рук. Я прошел по мосту, чтобы помочь.
– Поше-ел вон, – выругался Сэир, и его разбитая голова наклонилась к левому плечу. – Это наш берег!
– А он все равно скоро тут будет, чего ты ругаешься, – меланхолично заметил солдат Эдельберта и почесал стрелы, торчавшие за его лопатками.
– Дафай, еш-ше пару шахов! – манил рукой Бун и улыбался почти беззубым ртом.
За их спинами виднелся подъем на гиблое всхолмье. У грозовых облаков, почти под самым небом, стоял пепельный замок. Его ворота открыли. Я должен был попасть внутрь.
В реке не бежала вода – она цвела, как глубокая лужа. Я остановился в двух локтях от другого берега. Ветер дул мне в спину, гнал вперед. Вот только шагнуть было почти некуда: вся дорога и обочина подле нее полнились людьми.
Мертвые лежали, раскинув руки и ноги, сидели, запрокинув головы, выгнувшись в неестественных позах. Кто-то смотрел на меня и что-то бормотал. Кто-то молчал и косился с укором.
– А я поняла, кто вы! – весело заметила Кари, приглаживая перья на древке стрелы, которая торчала из ее ребер. – Настоящий мерзавец!
– Вы не могли бы, пожалуйста, меня снять? – без особой надежды крикнул Амил. Веревка на его шее почти истлела, выцвела от времени.
Штандарт Долов лежал в грязи, земля казалась бурой, как стылая кровь.
– Тебя уже отпустили погулять? – спросил брат, и я не видел его лица. – Отпустили? Отпустили уже?
Я сделал шаг назад и увидел Рута. Он сидел на горелых обломках сарая и тряс перевернутую флягу над своим лицом. Фляга была пустой.
– Вот знаешь, что хуже всего? – вздохнул он. – Теперь я не могу даже выпить. Миленькое дело!
Что-то в этом всем казалось глубоко неправильным. Обреченный замок, живые на берегу мертвых, застывшая вода.
Открытые врата замка манили к себе. Значит, Бато сдался, и нужно только сделать шаг…
– Но я не хочу! – крикнул я.
– Тогда на кой хер ты идешь сюда?! – вспылил Коваль.
Моя стопа коснулась другого берега, и холод стал подниматься выше – к колену, к бедру, к животу.
Я подскочил и вцепился рукой в грубую ткань палатки. Теплая, но пустая постель. Храп солдат.
– О дьявол, – прошипел я, рухнув обратно. До рассвета оставалось еще несколько часов.
Утром, лагерь Восходов
Требушет на первый взгляд выглядел ничего. Вроде бы. Если бы я только что-то смыслил в требушетах! Возможно, они как люди – на вид в самый раз, но стоит только поручить им дело…
– Выстрелит? – коротко спросил я у бастарда.
– Должен, – так же коротко бросил он. Потом добавил чуть тише: – Я заплатил этому недоноску тройной капральский паек. Должен.
Речь, разумеется, шла об инженере. Гроцер щебетал и нелепо размахивал руками, как птица хлопочет над выводком в гнезде.
– Туда, туда! Ага! – Его голос менялся с визгливо-яростного до трепетно-заботливого. – Да не туда же, дурень! Я сказал: туда! Что не ясно?!
Солдат с повозкой совсем потерялся. Он суетился, стараясь поставить ее ближе к инженеру, и в итоге чуть не отдавил тому ногу.
– Гвозди-то нашли? – спохватился я.
Бастард пожал плечами:
– Вроде бы нет.
Мы оба с тревогой покосились на основание осадной машины. Требушет выглядел ничего, и теперь это вызывало опасения.
– Господин! Господин Эде… э-э…
Из западной части лагеря к нам спешил, спотыкаясь, какой-то солдат. Бастард почти простонал:
– Что еще, во имя всего святого?!
Я увидел ужас на лице солдата и на всякий случай приподнялся на носках, чтобы заметить новую беду. Ни пожара, ни сверкающих копий врага, ни конницы…
– Разведчики, – выдохнул солдат, – показались. Точней… поймали их.
Парня явно отправили собирать оплеухи от командира. На его лбу словно написали «можно бить, я несуразный».
– Схватили, значит? – Эдельберт вздохнул. Первые признаки усталости показались даже на его ленивом лице. – Требуют выкуп?
– Э-э, господин, ну, как бы… не совсем.
Бастард отпихнул солдата локтем с дороги и прорычал:
– Хоть кто-то в проклятом лагере может дать ясный и односложный ответ?!
Я поспешил следом. Идти пришлось недолго. Эдельберт достал подзорную трубу, навел ее на лес, где раньше виднелись штандарты Долов. Скривил губы, а потом грязно выругался.
– Вон они, мать их! – Подзорная труба перекочевала в мои руки. – Хороши!
Увеличив ближний край леса за поляной, я увидел разведчиков. Вернее, то, что от них осталось. Одна
