Посадив перед собой разрыдавшуюся юную деву, у которой ещё не был заметен живот, целительница налила стакан воды и ласково спросила:

— Как твоё имя, милая?

— Бельдир, — всхлипнула будущая мама. — Из рода Беора.

— Славный род, — на всякий случай сказала знахарка, не помня новое имя старого знакомого, поэтому не поняв, о ком речь. — Расскажи, что случилось?

— Я не собиралась с ним… ну… в постель ложиться, — сквозь слёзы проговорила Бельдир, стыдясь своей истории, — мне хотелось просто назло тому эльфу с другим пококетничать.

— А он взял и затащил в кустики, да?

— Да! А я не возражала.

***

Вечер был холодным после дневного дождя, поэтому горячительное, купленное в ближайшем селении пришлось как нельзя кстати.

Эльфы утверждали, что до Барад Эйтель осталось меньше половины пути, а значит, если по дороге не будет долгих остановок, к началу зимы отряд будет уже в крепости.

Лантасир то и дело повторял, будто поход выдался удачным — за время путешествия удалось набрать почти две сотни новых разведчиков, и это можно было считать успехом.

— Поднимите кубки, Воины Света! — под музыку арфы говорил менестрель, пока его помощники разводили костры на очередной стоянке. — Вы можете гордиться собой!

Бельдир видела — певец снова обращает внимание на кого угодно, но не на неё, и после второго опустошённого кубка стало особенно обидно.

Сидевшего рядом юношу, крепкого, с густой чёрной щетиной, девушка раньше старалась не замечать, поскольку он был из тех, про кого бабушка всегда говорила: «Слишком горяч — его факел будет стремиться осветить и согреть как можно больше спален». Но сегодня именно Гелемир казался лучшим кандидатом, чтобы досадить равнодушному певцу — этот молодой сын кузнеца точно не откажется от внимания девы, подыграет, да к тому же внешне весьма хорош.

Стоило Бельдир как бы в шутку взять Гелемира под руку, как тот сразу же обнял её и совсем не за талию.

Эльфы вдруг насторожились, однако дело было, к разочарованию девы, не в её любовной удаче — с юга прискакали дортонионские стражи.

В очередной раз восхищая влюблённую Бельдир храбростью и готовностью защищать своих помощников и отряд, Лантасир отложил арфу, спешно встал от костра и вышел навстречу всадникам.

— Прячемся! — вдруг подскочил Гелемир, хватая девушку в охапку и бросаясь с ней в густые заросли неподалёку. — Это за мной! Мы с батей железо спёрли у оружейников. Его уже выследили, а я сбежал в армию. Но, кажется, всё равно нашли, сучьи выродки. Сделай вид, что мы тут детей делаем.

***

— И вот… сделали…

— Тебе хоть понравилось? — спросила знахарка совсем пригорюнившуюся будущую маму.

— Не очень, — честно призналась Бельдир. — Но на следующую ночь было хорошо. И потом. Мы только этим и занимались, пока ждали, когда… Лантасира отпустят.

— Стража?

— Да, они не за вором железа оружейного гнались, а за хитлумским шпионом.

***

Прошло почти четыре дня, прежде чем менестрель вернулся в лагерь. Выглядел он неважно, однако улыбался и сразу же снова начал петь. Но Бельдир видела — любимый не в порядке, его, наверно, били…

Когда весь отряд спал, а эльфы продолжали сидеть у костра, девушка осторожно прислушалась к беседе, которая велась под завораживающую усыпляющую музыку арфы и флейты.

— Стражники сказали, что знают меня, — отпивая вино, говорил Лантасир, — помнят, как я оскорблял их короля во льдах. Сказали, что не верят ни одному моему слову, однако требовали множества ответов. Потом заперли в подвале и сказали, что спросят владыку Финдарато о моей дальнейшей судьбе.

Менестрель замолчал, долго смотрел на огонь.

— Как видите, я жив и свободен.

***

— Когда я услышала про оскорбление моего любимого короля, то не хотела верить, что это правда! — взбодрилась Бельдир. — Меня всегда учили, что у любой вражды две стороны: одни правы, другие — против них. Всё! И те другие — ужасные монстры, которых нельзя любить, уважать, слушать, верить им, потому что внутри они, как гнилое яблоко. Я рассказала об этом Гелемиру, а он…

— Утешил любовью? — старая знахарка улыбнулась.

— Да… — снова смутилась будущая мама. — А потом он сбежал, когда меня однажды утром стошнило. А Лантасир…

— Тебе сейчас не надо думать о политике, милая, — утешающим тоном проговорила женщина, — скажи, что с ребёнком делать собираешься?

— Я…

Знахарка терпеливо ждала, однако молчание затянулось, и старая женщина продолжила беседу сама:

— Сейчас зима, до весны ваш отряд точно никуда не пойдёт. У тебя есть время решить, будешь ты рожать или нет, и я тебе в любом случае помогу. Если надумаешь оставить ребёнка…

— Дед сказал, чтобы я вернула потомков на родную землю! — выпалила Бельдир. — Сама могу жить среди чужаков и врагов, но дети пусть остаются в родовом гнезде. Но я ведь не могу сказать, кто отец моего ребёнка! Да я и не знаю толком!

— Решение за тобой. Если надумаешь рожать, оставайся здесь, живи в госпитале, учись моему ремеслу. Коли хочешь быть среди воинов, навыки лечения тебе пригодятся. Если же ребёнок тебе не нужен, можно будет скрыть, что у тебя был мужчина. А не получится, значит, я тебе смогу сделать запись о том, что ты чиста, здорова и не опасна для будущего мужа.

— Зачем? — ужаснулась внучка Беора.

— Ты не знаешь, какая страшная хворь однажды поразила эти земли? — охнула знахарка. — Мужчины и женщины выли от боли в животе и срамных местах, рожали больных детей, гнили заживо! А всё от того, что не хранили супружескую верность! Почти четверть взрослых умерли от этой заразы! Фирьяр боятся повторения того кошмара, поэтому просто так, без записи о здоровье, бывавшую с мужчинами женщину никто в дом не пустит!

— Можно мне подумать? — растерянно спросила Бельдир, широко раскрыв глаза.

— Подумай. А пока помоги мне вот с этой стопкой записей, — улыбнулась целительница. — Читать умеешь? Понимаешь, что тут написано?

Внучка Беора кивнула, хотя ещё не успела взглянуть на тексты. В голове крутились вопросы о сторонах вражды, и бывает ли так, что если кто-то не прав, то восставший против него ни в чём не ошибается? Неужели Лантасир — зло, если его считают врагом подданные короля Нома? Но ведь зло нельзя любить! А главное, что делать с ребёнком?

Бельдир представила, как знакомится с новым мужчиной, как сообщает, что ничем его не заразит,