«Воин Света» гр. «Catharsis»

«Город счастья» от «Power Tale»

Примечание к части Там ближе к концу актуально предупреждение "Эол" Потому что Голодрим

Когда свечи догорели, Ириссэ не заметила. Может, это было год назад?

Недорисованный портрет так и остался на столе, а глаза давно смотрели сквозь бумагу, ковры на полу, постеленные поверх шкур, и толщу камня.

Не сразу нащупав в полной темноте кремень и новые свечи, дочь верховного нолдорана вернула в свою тюрьму хоть какой-то свет и посмотрела на поделки, оставленные сыном, которые удалось спасти от безумного чудовища, утверждавшего, что столь неумело созданный мусор должен быть переплавлен.

Ириссэ тайком сохраняла ценное и не спорила: давно поняла — если будет перечить мужу, он лишит её возможности видеть сына, отдав мальчика на воспитание слугам. И тогда они вырастят из Майрила такого же монстра, как его отец. Этого не должно случиться!

«Я привезу тебе подарок, мама», — сказал сынок, прощаясь перед отъездом в Ногрод.

Обнимая дитя, Ириссэ с огромным трудом сдержала рыдания. Да, для мальчика и будущего мастера полезно путешествие, знакомство с гномами и их искусством, да и сама возможность увидеть мир за пределами пещеры. А что осталось пленнице? Пустота, одиночество и слуги, которым запретили разговаривать с женой хозяина — пусть истоскуется по общению и будет рада даже вниманию чудовища.

Это всё? Тупик?

Хотелось верить, что нет. В очередной раз решив, что должна бороться и не позволить себя уничтожить, Нолдиэ стала дорисовывать портрет своего похитителя, чтобы потом с наслаждением смять его и сжечь. От такого огня станет светлее не только в комнате, но и на сердце.

***

Наказание. Опять. Но за что?!

«Догадайся!»

Голос отца звучал в голове запертого в кладовке с углём мальчика, и отчаяние порождало бессильную злость.

Что я делаю не так? Почему мне всё нельзя, когда другим можно?

Ребёнок, пока не заслуживший, по словам отца, имя, сел на мешок и подпёр голову кулаками.

«Не всем даются имена по заслугам, — попытался спорить с неоправданно строгим родителем один из мастеров-наугрим, — тебя разве по заслугам назвали? Кто вас, первых эльфов именовал? Сами себя или друг друга в шутку?»

«Сравнил! — беззлобно рассмеялся Эол в ответ. — Ты ещё скажи, что мы не должны ничему детей учить — пройдёт тысяча-другая лет, сами и разберутся. Как первые эльфы!»

«Но мама мне дала имя!» — заступился за себя Майрил, однако тут же получил оплеуху, потому что «поганой речи Голодрим в присутствии отца звучать не должно».

«Имя можно перевести на правильный язык», — резюмировал гном, но Эол и слышать ничего не хотел:

«Не заслужил! Он пока никто! И никем, возможно, так и останется».

Ребёнок с отвергнутым именем стукнул себя кулаком по коленке. В моменты, когда родитель был добр и позволял вместе работать в кузнице, при этом сильно не нагружая и не заставляя трудиться, пока не упадёшь от усталости, Майрил чувствовал себя счастливым, забывал обиды и любил отца всем сердцем, однако в очередной раз наказанный по сути ни за что, вынужденный сидеть среди мешков угля без еды и возможности попросить прощения раньше срока, мальчик вспоминал всё странное и несправедливое, что постоянно окружало его с самого рождения.

Впервые покинув пещеру, мальчик от восторга начал бегать по лесу, радостно крича и смеясь, но сразу узнал, что этого почему-то делать нельзя.

«Никто не должен нас увидеть и услышать! Ты можешь выдать наше укрытие! Или ты делаешь так нарочно, предатель? Это твоя подлая голодримская сущность наружу лезет?»

«Мама плохая, потому что тоже из них?» — Майрил уже окончательно запутался, однако, такой вывод объяснял то, что папа не взял её с собой.

«Ей только покажи выход из дома, — ответил Эол, — она и меня, и тебя бросит».

Как же так? Почему? Неужели из-за того, что она из этих…

Но ведь у других не так!

Другие семьи обсуждают свои дома, рассказывают забавные истории, приключившиеся и с детьми, и с родителями, в других семьях не по одному ребёнку! И никто никого не бросает!

«Проклятые Голодрим!» — отец аргументировал этим всё.

Ладно… Голодрим плохие. Зато Наугрим, эти смешные дяденьки и тётеньки с длинными бородами, очень весёлый народ! И город у них красивый! А горы какие! Высокие, со снежными вершинами! И лес рядом с Ногродом не такой, как дома. Но почему об этом нельзя сказать? Почему сразу станешь предателем, если заговоришь о своей пещере или о маме?

«Есть тайны, — однажды всё-таки снизошёл до объяснений отец, — которые приводят к страшным вещам. Например, я знаю секрет металла, способного уничтожить всех злых чудовищ в Арде, и если эту тайну откроют создателю страшных тварей, мне конец. И конец всему миру, потому что некому станет создавать оружие против монстров. А я, в свою очередь, никому не могу передать секрет сплава, чтобы не подвергать опасности других мастеров».

Майрилу стало жутко, однако сердце наполнилось гордостью за родителя. Очень нравилось верить, что сказанное — правда.

Устав сидеть, юный эльф спрыгнул с мешка, нагнулся и осторожно развязал шнурок, чтобы достать уголёк и порисовать на полу. То, что за это могут отругать, почему-то не пришло в голову, а от нечего делать разыгралось воображение.

Перед последней ссорой с отцом эльф, не заслуживший имя, был допущен до помощи в ковке решетчатых ворот из серебра. Мальчик завороженно любовался, как металл меняет цвет, обретает форму, как очищается, становится жидким, а потом снова затвердевает, как изгибается, превращаясь в цветы и копья. Гордился возможностью принимать в работе участие.

«Ты хотел привезти маме подарок? — улыбался Эол. — Закончим дело — получим столько мирианов, что скупим все сокровища Ногрода!»

Что сделал не так, Майрил не понял, но отец почему-то разозлился и снова запер сына среди мешков. Что ж, если заняться нечем, можно порисовать.

Угольки были разной формы, размера и