Они ответили ему по-русски:

– Приветствуем тебя, Тимош-паша! Да ниспошлёт Аллах тебе свои милости и удачу!

– Благодарю, Ахмед-бей! А это кто у вас? – Предводитель казаков покосился в мою сторону.

«Это же Тимош Хмельницкий!» – узнал я его и завопил изо всех сил:

– Тимош, спаси, Христом Богом молю! Это я, Мыкола, сын сотника Кердана, друга твоего батьки Богдана… Ты же меня спас в Чигирине, в вашем саду…

Ахмед тут же подскочил ко мне, замахнулся нагайкой, но Хмельницкий остановил:

– Погоди, Ахмед-бей! Я этого хлопца и впрямь знаю…

Он спрыгнул с коня, кинув поводья джуре, подошёл.

Сверкнул кинжал, и путы мои упали.

– Здрав будь, Мыкола! – Тимош обхватил меня за плечи и потряс, всматриваясь в лицо. – Вырос ты, казак! Да у тебя уже усы под носом заколосились… Ну, говори, как тебя заарканили?

От радости у меня дыханье зашлось. Я не сразу нашёлся, что сказать, и только хлопал ресницами.

Тимош тоже переменился. От того молчаливого и сумрачного парубка, каким я его знал, не осталось и следа. Он возмужал, стал настоящим воином.

– Что же ты молчишь, Мыкола? Или опять онемел?… – вспомнил он мой недуг.

Татарин Ахмед, опомнившись, заверещал:

– Тимош-паша! Этот урус – мой ясырь! Я его лично в полон взял! Ты же знаешь, гетман – благородный отец твой разрешил нам брать в полон тех, кто не в реестре…

Тимош сурово перебил:

– Ахмед-бей! Этот, как ты сказал, «урус» – сын прославленного воина, сотника Полтавского полка! И как сын сотника, он тоже – в реестре! Или ты этого не знаешь?

Ахмед, почтительно улыбаясь и зло поблескивая глазами, поклонился и отступил в сторону. Может быть, при ином раскладе он и стал бы упорствовать и даже схватился за ятаган, но тут перевес сил был на стороне казаков, да и ссориться с сыном самого гетмана ему не хотелось.

Отступить-то он отступил, но жаловаться на потерю ясыря не перестал. Тимош выслушал его, отвёл Ахмеда в сторону и что-то негромко, но веско сказал ему. Татарин сразу примолк, заулыбался, закивал.

Тимош вернулся ко мне:

– Так как ты здесь очутился, Мыкола?

Я торопливо рассказал ему о нападении ляхов и разорении нашего хутора, о гибели матери и сестры, о последнем бое дядьки Василя Костырка…

– Иду я в Чигирин, к пану гетману, – окончив рассказ, сказал я. – Говорят, мой батька Остап теперь при нём.

– Ты разве не знаешь? – спросил Тимош. – Крепись, казак. Батька твой Остап убит в сече с ляхами…

6

– Пан полковник, хлопец очухался. – Здоровенный казак со щекой, иссечённой кривым шрамом, склонился надо мной, привнося в моё мутное сознание знакомые с детства батькины запахи – пороха, кожи, степных трав…

Я не мог вспомнить, в какой миг потерял сознание… Как будто кто-то раскрутил игрушку-волчок, всё путалось, мысли скакали, как блохи.

С трудом я оторвал голову от земли, уселся и повёл взглядом по сторонам.

Тимош, величаемый полковником, и его казаки обступили меня. Татар уже не было. Только у ног остался обрывок аркана.

«Батька… убит…»

– Ну, слава Христу! Пришёл в себя! Чего упал-то? Оголодал небось… – Тимош свернул разговор на другое. – В седле держаться можешь? – спросил он.

Я облизал пересохшие губы, коротко кивнул.

– Тогда вставай! Нечего рассиживаться!

Мне подвели сивую мосластую лошадь. Я взобрался в седло.

– А я ведь за тебя татарам свою приводную отдал… – садясь на гнедого игривого жеребца, сообщил Тимош. – Должен мне будешь теперь! Нынче цены на рабов упали ниже, чем были три года назад. За жида на рынке в Кафе только щепотку табаку дают! За рядового жолнера – два злотых. А этот пройдоха Ахмед запросил за тебя добрую лошадь! Столько только знатный шляхтич стоит. Так что считай: нынче в шляхтичи тебя посвятили, пан Мыкола!

И не понять было, насмехается или нет.

– Зачем же лошадь-то отдавать? – спросил я, запоздало удивляясь, что Тимоша в его молодые лета уже величают полковником. – Татар-то всего двое было, а вас – в десять раз больше… Они бы меня и так отдали. Из одного страха быть побитыми.

– Ты, Мыкола, ещё не всё понимаешь. Крымчаки – пока что наши единственные алианты, то есть союзники… Как ни крути, а с алиантами отношения портить не годится, даже ради спасения такого славного хлопца, как ты!

Он пришпорил коня, направляясь в сторону, противоположную той, куда меня вели татары.

Мы с казаками последовали за ним. Я поддал шенкелей, и моя лошадь, с виду неказистая, пошла резво и, догнав жеребца Тимоша, потрусила рядом.

Тимош покосился на меня, но ничего не сказал.

Выждав какое-то время, я спросил:

– Тимош, как там Юрась, спаситель мой, поживает? Он тоже небось полковник, как и ты? Каждому гетманскому сыну полковничий пернач положен?

Честно говоря, я боялся, что Юрась снова опередил меня: с полковником бесполезно состязаться в стрельбе из самопала.

Мои слова изрядно позабавили Тимоша. Но он и впрямь стал настоящим воином, не скалящим зубы попусту.

Он ответил сдержанно, но не без доли поучения:

– Братец мой жив-здоров. Но он пока что не полковник и даже не сотник. Эти чины просто так не даются. Их заслужить надо!

Я покраснел, ругая себя за нелепый вопрос, но не удержался от следующего:

– Выходит, ты заслужил?

– Выходит, заслужил, – с достоинством сказал Тимош. – Я ведь с отцом со дня его ухода за Пороги всё время рядом… А брат мой по своему малолетству с сестрами остался, под присмотром старшей рос… Он у нас – книгочей. Сейчас на выучке у Выговского, у генерального писаря… Тот его к поступлению в Киево-Могилянский коллегиум готовит. И тебя гетман, наверное, туда же определит, – предположил он.

– Попом я не буду. Я – казак! – вырвались у меня те же самые слова, что я говорил батьке.

Тимош глянул на меня с интересом.

– И то верно! – поддержал он. – Мне вот тоже любо на коне скакать, а не пёрышком по бумаге водить… Впрочем, и это занятие не вовсе пустое, как я раньше полагал. Под началом пана Выговского войсковая канцелярия стала не хуже упомянутого коллегиума: и реестр составляет, и планы сражений разрабатывает, и посольскими делами ведает, и соглядатаев везде рассылает…

Он посмотрел на меня и добавил:

– Кстати, этого Выговского батька Богдан у Тугай-бея на коня выменял, совсем как нынче я тебя…

– Как это – генерального писаря на коня?

Тимош едва заметно улыбнулся:

– Ну, в те поры Выговский ещё генеральным писарем не был. Он ведь лях, шляхтич и