Несколько семей, покинувших свои хаты на Правобережье, попросились к нам на постой, и моя жалостливая мать, конечно, разрешила им остаться.

– Не приведи Господи и нам самим вот так же по свету мыкаться… – говорила она, пуская чужих людей в пустующие хаты, и успокаивала их: – Никаких денег с вас не возьму. Помогите только убрать то, что выросло в поле и на огороде, иначе все помрём с голоду…

И хотя урожай зерна и овощей в этом году своей щедростью не радовал, но помощь была необходима.

– Коронные войска переправились через Днепр и рыщут теперь по Левобережью, – предупредил отец Феофилакт. – Ляхи отлавливают беглецов, а хлопов возвращают панам. Тех, кто даёт им приют, вешают без жалости.

Он прожил на хуторе ещё несколько дней и снова ушёл по своим, одному ему известным делам, не сказав, когда вернётся…

Вот уже несколько ночей зарево освещало горизонт на западе, да так явственно, словно солнце никак не могло отправиться на ночлег. От этого пылающего окоёма на душе становилось всё тревожнее.

Мать усиленно молилась о том, чтобы беда миновала нас. Но поляки всё же нагрянули на наш хутор.

Их приближение я заметил, когда мы с дядькой Василём на нашем ставке ловили карасей.

Клубы пыли поднялись над дальним перелеском. Вскоре отряд польских драгун показался на дороге, ведущей к хутору. Доспехи поблескивали на солнце, цветные флажки развевались на длинных пиках.

– Дядька Василь, гляди, ляхи! – крикнул я.

Дядька Василь обернулся, выпустил из руки бредень, с которым мы бродили по мелководью, и сипло, отрывисто распорядился:

– Беги, Мыкола, упреди мать и остальных! Пусть ховаются, если успеют!

Я опрометью бросился к огороду. Мать с пятилетней Оксаной и женщинами-беженками копошилась там, собирая овощи в плетёные корзины.

Этот огород был нашим спасением. Мать развела его так, как это водилось у неё на родине, и уже несколько лет выращивала сладкую золотистую репу, бледно-жёлтую морковь, брюкву и капусту, тыквы и фасоль. Они и помогли нам пережить голодные зимы.

Я мчался изо всех сил.

Взбегая на холм, ещё не видя огорода, услышал, как в той стороне один за другим хлопнуло несколько выстрелов, раздались короткие женские вскрики и неразборчивые мужские возгласы, детский плач…

Перемахнув через тын, отделяющий огород от подворья, я увидел драгун.

Растянувшись цепью, как загонщики на охоте, они окружали хутор. Трое из них уже топтали своими конями огород, гогоча и переговариваясь меж собой.

Моя мать и две женщины-беженки лежали, распластавшись среди грядок. Подле матери на земле сидела и в голос рыдала сестра.

– Мама… – У меня враз запеклись губы. Я хотел броситься к ней, но ноги не слушались.

Молодой драгун на пегом коне, весело скалясь, подъехал к моей лежащей без движения матери, грязно выругался:

– Курва мачь! – и ткнул пикой ей в спину, а после, хладнокровно, точно перед ним была не дивчинка, а тыква, вонзил остриё в Оксану…

Она упала рядом с матерью.

– А-а-а-а! – вырвался из меня яростный и бесполезный крик – всё, что я мог сделать.

Драгун заметил меня. Кликнул своих товарищей и медленно поехал в мою сторону, взяв пику на изготовку.

Из оцепенения меня вывел громкий голос дядьки Василя:

– А ну-ка, казак, бегом ко мне! Чего мух ловишь! – Он стоял у тына. В руке – пистоль со взведённым курком.

В несколько мгновений я оказался рядом, поднырнул под жердь и только тогда оглянулся.

Драгун, пришпоривший коня, приближался к нам с пикой наперевес. Его розовощёкое лицо сияло здоровьем и сытостью, усы воинственно топорщились.

До него оставалось не более тридцати шагов, когда дядька Василь выстрелил. С левой руки он стрелял не так хорошо, как с правой. Пуля попала коню в шею.

Конь повалился набок, придавив собой ляха. Ещё мгновение назад такой грозный, он сопел и дёргался под конской тушей, пытаясь выбраться.

На выручку ему уже скакали другие. Медлить было нельзя.

– Мыкола! Беги в мою хату! Оружие там, – приказал дядька Василь и, не оглядываясь, заковылял в сторону двора.

Мы едва успели захлопнуть дверь в хату и задвинуть засов, как появились поляки.

Меня трясло, зуб на зуб не попадал.

Заметив моё состояние, дядька Василь подбодрил:

– Вот тебе и крещение, казак. Не забыл, как самопалы заряжать?

– Помню ещё, – стараясь не стучать зубами, выдавил я.

– Тогда за дело! – как о чём-то вполне обыденном сказал дядька Василь.

Все самопалы и мушкеты мы, как будто зная, что они пригодятся, ещё вчера принесли в хату. Дядька Василь с моей помощью почистил и смазал каждый из них.

Теперь, переходя от окна к окну и наблюдая за поляками, рассыпавшимися по хутору, по-хозяйски входящими в хаты, осматривающими конюшню, сенник и дровяник, дядька Василь, заметно повеселевший, как будто не бой, а пир нам предстоит, успевал мне подсказывать:

– Самопал бери на изготовку. Открой полку. Из сумки достань патрон. Откуси конец. Правильно, вот так! Помнишь, сколько пороху на полку насыпать? Да, совсем немного. Теперь полку закрывай и ставь курок на предохранительный взвод. Ружье поднимай вертикально. Оставшийся порох засыпай в ствол… Да разминай же патрон пальцами, чтобы в нём ни крупинки не осталось… Но осторожно! Патрон поверни пулей к казённику, вкладывай его в ствол. Сделал? А теперь шомполом догоняй пулю до конца. Только не тычь так сильно, чтобы порох не измельчить в порошок, убойная сила будет меньше… Впрочем, нам можно и порошка не бояться – ляхи вот они, как на ладони… Молодец, Мыкола! – похвалил он, беря в руку снаряжённый для стрельбы мушкет. – А вот и гости пожаловали!

Я опасливо глянул в мутноватое оконце: несколько спешившихся драгун зашли к дядьке Василю во двор и направились к хате.

Дрожь уже перестала бить меня – во время зарядки самопала я успокоился, но тут вздрогнул. Чуть поодаль заметил я пана на чалом коне и узнал его. Это был подкормий Немирич, тот, что несколько лет назад убеждал батьку отправить меня учиться к нему в академию: «Так вот кто привёл ляхов сюда!»

– Давай, казак, снаряжай пищали! Некогда глазами моргать! – подстегнул дядька Василь, и я бросился исполнять приказание.

Дядька Василь ударом ствола высадил стекольце, положил мушкет на подоконник и прицелился.

Громыхнул выстрел. Хату заволокло дымом.

Дядька Василь радостно воскликнул:

– Есть один! Вот ужо будет вам, бисовы дети, православных людей мучить, веру нашу истреблять! Это вам за Марию!

Он обернулся ко мне:

– Давай скорее,