– Мне вроде бы вспоминается состязание между одной прекрасной молодой мараткой и глупым алеранским юнцом. С тех пор прошло много лет, а было то в Восковом лесу, недалеко от долины Кальдерон. Как ни смутно вспоминаются столь далекие времена, сдается мне, что юноша победил.

Китаи открыла рот, собираясь заспорить, но, как видно, передумала. И только хихикнула:

– Только потому, что девица желала ему победы.

– А как насчет других маратских девиц, желающих принять жениха?

Китаи выгнула бровь дугой:

– Тут разница в том… – Она поразмыслила. – Никакой разницы.

– Ну вот, – сказал он. – По закону и обычаю твоего глубоко почитаемого мной народа, мы много лет как женаты. Ребенок совершенно законный.

Китаи прищурилась, на ее губах заиграла улыбка.

– Но мы не обвенчаны. То состязание не считается за сватовство.

– Почему это? – удивился Тави.

– Потому что не для того устраивалось.

Тави надменно отмахнулся:

– В счет идут не намерения, а последствия. Ты моя жена.

– Не думаю, – сказала Китаи.

– А я знаю, – серьезно ответил Тави. – И ты в этом деле уступаешь мудростью алеранским мужчинам. Впрочем, жене можно и простить случайные заблуждения. Ну так что, по-твоему, нужно, чтобы это считалось истинным сватовством?

– Настоящий вызов, – ответила она. – И думать не смей, что… – Она сбилась, помолчала и выдохнула: – Ох… – (Тави смотрел на нее, подняв бровь.) – Ты… – Она потупилась. – Ты правда думаешь, что ребенок… что все в порядке?

– Почему бы и нет, – тихо ответил он и продолжил шутливо. – Китаи, какая разница, какой предлог мы выдумаем, чтобы принять ребенка? Если он все равно желанный и любимый. Разве это так важно?

– Верно, – тихо сказала она и добавила, закрыв глаза: – Спасибо тебе, алеранец.

– Не за что меня благодарить. – Тави взял ее за подбородок, заглянул в глаза. – Если нашему ребенку суждено родиться, Китаи, – он почти перешел на шепот, – я буду защищать его, не щадя сил. Только так. Я иначе не могу. Я такой, как есть. Ты понимаешь?

– Я понимаю, что ты решил меня отставить, – тихо сказала она. – Воевать без меня.

– Я не могу иначе, – сказал он. – Китаи, потерять тебя для меня – смерть. Но теперь это будет не только моя смерть.

Она медленно, не мигая, покачала головой:

– Я не останусь позади, алеранец.

– Да почему же?!

Она помолчала, соображая, и сказала:

– Помнишь, я говорила, что ворд ничего не может нам сделать?

– Да, – кивнул он.

– Знаешь, почему я так сказала?

– Нет, – сказал он.

Она коснулась ладонью его лица и прошептала:

– Смерть для меня ничто, чала. Пока мы вместе. Смерть не страшна. – Она дотянулась и очень нежно поцеловала его в губы. А потом уперлась лбом в лоб. – Вот если нас разлучат… это страшно. Это очень страшно. Я, не дрогнув, пойду в самые дикие места, в самый ужасный город, в любой кошмар – если с тобой, чала. Я ничего не испугаюсь. Но не проси меня тебя покинуть. Отпустить в опасность одного. Этого я не могу. Я такая, как есть. Вот почему я тебе не говорила. Потому что знала, какой ты.

Тави медленно вздохнул, начиная понимать.

– Потому что невозможно нам обоим остаться верными себе. Одному придется измениться.

– И как нам остаться вместе перед лицом такого? – спросила она. В ее тихом голосе прорвалось отчаяние. – Как я могу уважать себя, отказавшись от своих убеждений? И как мне уважать тебя, если ты откажешься от своих?

– И как тогда каждому из нас уважать себя, – договорил Тави.

– Да.

Он медленно вздохнул. Оба долго молчали. За стенами шумел просыпающийся лагерь.

– Я не знаю, что делать, – сказал Тави. – Пока не знаю. Но еще есть время. Я буду думать.

– Я неделями думала, – сказала Китаи, – и ничего не придумала.

– До Кальдерона нам еще два дня, если не больше. Время есть.

Китаи закрыла глаза, качая головой. Она опять плакала. Тави чувствовал в ней утробный ужас, какого никогда прежде не бывало.

– Я что-нибудь придумаю, – ласково сказал он. – Снимай броню. – (Она медлила.) – Ничего, – сказал он. – Сними.

Она сняла – очень медленно. Тави помог ей справиться с застежками, бережно стянул кольчугу. И любовно опустил Китаи на постель.

Потом, так нежно, словно от неосторожного обращения она могла разбиться на множество ледяных осколков, он опустил ладонь ей на живот, растопырил пальцы. Ребенок был еще слишком мал, снаружи незаметен. Но он закрыл глаза и снова ощутил под тихим, зажатым в Китаи ужасом маленькое довольное существо.

– Ты чувствуешь? Пробовала? – спросил он.

– Нет, – жалобно ответила она. – Я однажды подслушала разговор повитух. Они говорили, что дитя в себе нельзя ощутить через заклинание фурий. В нем слишком много от тебя самой. А он еще так мал, что сам не шевелится.

– Дай руку.

Тави переплел ее пальцы со своими. Сосредоточился, и ощущение другого существа сразу стало ярче, подробнее, чем та простая близость, какой он добивался в одиночку. Сосредоточившись на этом маленьком существе, он поделился его теплом и покоем с Китаи.

Она во всю ширь распахнула зеленые глаза.

– О… – В ее глазах стояли слезы. – О, чала… – Она вдруг заулыбалась сквозь слезы и тихо засмеялась. – Ох, как прекрасно.

Тави улыбнулся ей и склонился, чтобы нежно поцеловать.

Они еще немного побыли так, втроем, продлив драгоценное мгновение. Оба молчали и оба знали: такие минуты будут выпадать все реже и реже.

А через несколько дней они могут закончиться навсегда.

Глава 39

Бернард подъехал к штабу, на несколько ярдов опередив Амару, и, остановившись, неспешно огляделся. Амара, догнав мужа, молчала.

– Строго говоря, – сказал он, – это по-прежнему домен Исаны. Старший Фредерик еще не принес присягу.

Амара улыбнулась ему:

– А для меня он остается доменом Бернарда.

Муж покачал головой:

– Мне всегда было неловко это выговаривать. Я-домен. Смешно звучит.

Этот домен походил на все прочие домены государства – посредине большое общее здание в окружении просторных амбаров и мастерских, жилых домов, пристроек. Отличие от других доменов, до недавнего времени наслаждавшихся мягким климатом, было в том, что все здесь строилось из надежного камня, способного устоять против нередко бушевавших в долине ветряных фурий. И еще домен окружала основательная стена – не крепостная, конечно, без башен и бастионов, но толстая, из прочного гранита, ничуть не растрескавшегося, не раскрошившегося.

Теперь все здесь переменилось. Здешние обитатели давно ушли вместе с жителями семи малых доменов западнее, и скот угнали с земель, захваченных или оказавшихся под угрозой захвата. Теперь домен заполнили другие люди, вооруженные, многие в доспехах: легионеры, граждане, добровольцы. Среди них и вокруг