Бернард ответил невеселым салютом:

– Она всем понадобится.

Консул Ривы ушел вместе с Джиральди. Бернард велел своему штабу спускаться с башни. Амара подошла к нему, взяла за руку, переплела пальцы. Бернард разглядывал угольное поле. По его краям уже занялась трава – пожар высосал влагу из соседних лугов.

За колеблющимся маревом скапливался ворд – стягивался, как одно существо с миллионами ног. Разглядеть каждую тварь в отдельности было невозможно, но оба видели, что врагов все прибывает. Амару пробила дрожь.

– Не пора ли и нам? – обратилась она к мужу.

– Немного времени еще есть, – ответил он. – Чем хорош план Тави: и ворд убивает, и дает нам время оттянуться на сильные позиции.

Он замолчал и снова стал смотреть на запад.

– Ты думаешь об Исане, – очень тихо сказала Амара.

– Она мне сестра, – ответил Бернард.

– Ты же слышал Эрена.

Лицо Бернарда ожесточилось. Сжав кулак, он саданул им по нижнему венцу стены. От места удара разбежалась паутина трещин.

– Она во власти царицы.

Амара накрыла его кулак ладонью и ласково пожала. Бернард прикрыл глаза – видно было, как он пытается расслабиться. Еще немного, и кулак разжался.

– Я надеялся выманить ее сюда, – прошептал он. – В схватку она бы не ввязалась, но могла привести нас к Исане.

– Царица далеко не глупа, – возразила Амара. – Она должна понимать, что мы добиваемся ее смерти.

Бернард крякнул:

– Надо ее выманить. Заставить показаться. Если не выйдет, нам конец.

– Знаю, – тихо ответила Амара. – Но и она знает.

Бернард принялся растирать себе челюсть:

– Как Маша?

– Оливия говорит, напугана, – сказала Амара. – Понимает, что дела плохи.

– Бедняга, – вздохнул Бернард. – Слишком яркий ум ей не на пользу.

– Ей самой он спокойствия не прибавляет, – согласилась Амара, – но может пригодиться другим.

Он согласно хмыкнул:

– Пожалуй, не стоит терять тут время.

Приложив два пальца к губам, Бернард свистнул. Их кони встрепенулись, рысцой подбежали к ближайшей лестнице.

– Как ты этого добиваешься? – с улыбкой спросила Амара.

– Легко, – сказал Бернард. – Надо просто…

Он осекся, заметив клубы белого пара над дальним краем угольного поля. И у Амары перехватило дыхание. Пар густел, стал вдвое выше и шире, сделался прозрачным по краям…

– Пар, – выдохнула она.

– Водяная магия? – буркнул Бернард и поднял глаза к небу. По небу летели редкие безобидные облачка, ни капли дождя. – Откуда?..

Амара нахмурилась:

– Должно быть, отвели реку. Как Аквитейн под столицей Алеры.

Присмотревшись, Бернард кивнул:

– Малый Гусь в полутора милях за крайним холмом. Могли они так далеко его передвинуть?

Амара представила в уме карту, прикинула высоты.

– Не должны бы, – решила она. – Ближайший берег на тридцать или сорок футов ниже нас.

Бернард присвистнул:

– Серьезная магия. И применили ее издалека, так что царицу, даже если она причастна к этому делу, мы бы не увидели. Как считаешь, это Инвидия додумалась?

Амара пожала плечами:

– Такое потребовало бы совместной работы нескольких заклинателей. Вода много тяжелее воздуха. Чтобы заставить ее пойти против природы… тут, сдается мне, и Секстус не справился бы.

Бернард досадливо сплюнул:

– Думаю, через три четверти часа они смогут пешком подойти к стене.

– Раньше, – мотнула головой Амара.

– Я думал, у нас хотя бы два-три часа будет. – Бернард сжал зубы и повернулся, чтобы спуститься по ступенькам к ожидающим лошадям. – Надо двигаться.

Глава 38

Тави обвели вокруг пальца.

Конечно, Китаи это нарочно устроила.

Он и не думал спать – столько оставалось дел по обороне города. Но после недавней выплаты долга крови Мароку и огромной траты сил на заклинание фурий у ворот Ривы он совсем ослабел. А Китаи была особенно… он поискал подходящего слова. «Ненасытна» – не звучит. «Настойчива» – вполне точно, но передает только объективную сторону дела. Он решил, что в его языке попросту нет слова, которое бы верно описывало такую голодную, радостную, совершенно безудержную страсть.

На сиденье фургона нашлась кое-какая снедь. Задним часом Тави заподозрил, что в нее добавили малость афродина – это объясняло и его вчерашнюю… гм… целеустремленность, и полуобморочный сон, навалившийся после.

Он нашел глазами волосы Китаи. Лежа на спине, он видел ее голову у себя на груди. Китаи пристроилась у него под боком. Тонкие белые волосы закрывали ей лицо, видны были только мягкие губы. Сильная рука обхватила его грудь, ногу она закинула ему на бедра. Девушка крепко спала, издавая звуки, которые человек более безжалостный (и менее благоразумный) мог бы назвать храпом.

Тави блаженно прикрыл глаза. Может, просто они так изголодались друг по другу? Так или иначе, он не находил в себе негодования по поводу ночного… сна, как бы хитро его ни подстроили.

Она что-то сонно пролепетала, и Тави уловил в ней смутно мерцающее, перетекающее чувство. Ей что-то снилось. Тави погладил ее по волосам и расширил восприятие на лагерь вокруг. Если за ночь что-то случилось, он должен это уловить. Сам воздух, общее эмоциональное состояние лагеря кое-что скажут о настроении солдат.

Вокруг фургона несли службу полдюжины часовых – стояли скромно, на приличном расстоянии, но все равно не могли не услышать их, пока Китаи не спохватилась поставить воздушный заслон для звуков. По меньшей мере один из охраны точно кое-что слышал. Тави обнаружил, что это смущает его гораздо меньше, чем смутило бы год назад.

Наверное, в мире случилось столько бед, что его взгляд на подобные вещи переменился. Он был уверен, что земля не перевернется оттого, что кто-то узнал, как они с Китаи радуются друг другу.

Часовые были бдительны и спокойны. Пара слуг поблизости как будто занимались привычным делом – завтрак готовили? Общим настроем было предвкушение. Страх, смешанный с волнением, ярость на захватчиков и забота о своих. Люди не дураки: все понимали, что их ждет бой, но Тави не уловил ни следа отчаяния – только уверенную готовность.

Ничего дороже такого настроя и представить нельзя. Всякий командир знает, что ожидание победы рождает победу.

Надо было вставать, шевелиться самому и шевелить людей, разыгрывать из себя принцепса – безгранично могущественного, полного сил, не знающего сомнений. Но уж очень уютна была его походная постель. Тави вслушался в теплое, расслабленное сонное биение сердец с собой рядом и…

Сердец?!

Тави подскочил как ошпаренный.

– Ты мне не сказала, – тихо произнес он.

Китаи глянула искоса и отвела взгляд. Просунула руки в проймы окрашенного ржавчиной стеганого подкольчужника и принялась застегиваться.

Тави мягко нажал:

– Почему ты мне не сказала, чала?

– Не надо мне было к тебе приходить, – жестко отозвалась Китаи. – Надо было спать в своей постели. Одной. Во́роны, я ведь