– Круги от огнестрела, кресты от ножей. Играешь в крестики-нолики с жизнью?

– В этой игре 362 880 возможных комбинаций, но не все ходы делала я сама. Ты это знаешь, Макс.

– О чем ты? – чувствовала я, как он улыбнулся мне в шею.

– Поспи.

– Не могу.

– Обещаю, утром я не исчезну.

– Ты исчезнешь ночью, знаю.

Я повернулась к нему лицом. Чуть расстегнув молнию толстовки, положила руку на его шрам в форме паутины, перекрытый татуировкой паука.

– В моих снах журавль на раненых крыльях срывался с неба, а паук подхватывал его паутиной. Но все это время… это была не паутина, это была страховочная сетка. Я сбилась со счета сколько раз ты меня ловил, Максим. Это был первый, – поцеловала я его раненое плечо.

– Я люблю тебя, Кирыч. Ты лучше всего хорошего, что у меня было.

– И я люблю тебя, Максим.

Улыбаясь, он заснул через минуту, а утром, когда я открыла глаза – его не было.

Поднявшись, я заозиралась по сторонам, надеясь, что формула голубых таблеток не подвела и я не вломилась в чей-то чужой коттедж, проведя ночь у камина с чужой собакой.

– Признайся, екнуло? Хоть на секунду? – выглянул Макс из арки, ведущей на кухню.

– Нам бы к хорошему психотерапевту… – замахнулась я на него подушкой.

Я подошла, заметив, что вчерашнюю скрепку из моего кармана он повесил на цепочку себе на шею.

– СМС, – улыбнулась я, вспоминая наш разговор на лавке, когда я рассказывала ему про ДНК-тест, подтверждающий, что он мне не кузен. – Это… тогда мы говорили про скрепку…

Двадцать два года назад его слова звучали так:

– В следующий раз пришли эмоджи со скрепкой, – сказал Максим.

– А что это будет значить?

– Пусть это будет значить, что мы скреплены чем-то… понятным только нам.

– Чем мы скреплены, Макс? – Разжав кулак, я показала ему кулон, внутри которого хранились остатки пыльцы, возвращающей память.

Максим смотрел на кулон без истерики, не кривясь и не морщась. Он был спокоен и вселенски смирен.

– Я мог забрать у тебя эту штуку 362 880 раз.

– Почему оставил?

– Ты должна сделать этот выбор. Сама. Один раз и навсегда. Узнать и отпустить.

– Кого, Максим? Себя? Тебя? Убийцу? Несчастный случай? Аллу или гастролера-маньяка, переодевшегося в Человека-паука?

– Всех.

Оставив сковородку с омлетом, он сел за барную стойку и подпер подбородок скрещенными в кулаки пальцами.

Но я не спешила вдыхать пыльцу, что вернет мне память о случившемся на пикнике.

– Знаешь, Макс, я поняла, почему этому дому присвоен номер двадцать три.

– Какой дали, такой дали, – отмахнулся он, но он не был бы тем самым Максимом, если б все было так просто.

– Это шаг вперед. Следующая цифра после всех этих двоек. Я хочу идти дальше, а не быть запертой в этом кулоне.

Раскрутив половинки, я высыпала содержимое в раковину и залила пыльцу водой.

– Прошло двадцать два года. Пусть двадцать третий станет особенным. Ведь теперь все будет хорошо?

– Обещаю, Кирыч, – ответил он. – Все уже хорошо.

Подвинув к себе куст герани, я подписала новый сорт голубых цветов с серебристым орнаментом: «Паутинка».

Обняла Максима, и скрепка на его цепочке зацепилась за мою цепочку с пустой сферой, в которой больше не было пыльцы. Лишь та, что оставалась от взмахов крыльев его поцелуев-бабочек, пыльца, в которой мы оба обрели настоящее воспоминание о нашем счастье, что происходило сейчас.

Эпилог

А теперь сделайте выбор:

узнать правду

Тех, кто хочет узнать правду о случившемся тридцать лет назад, прошу читать дальше.

или вообразить ее

Тех, кто делает выбор в пользу настоящего, благодарю за прочтение романа и желаю ясного голубого неба и высокого полета там, где парят на крыльях журавли и любовь!

Глава, которой нет

Они Журавли

Тридцать один год назад.

Калининград.

Утро выдалось замечательным.

Ветра, что приходят в это время года с Балтики, еще не грянули, потому в зоне отдыха с детской площадкой, столиками для пикников и спортивной секцией с самого утра собирались десятки желающих отдохнуть.

Кто-то радовался предстоящему выходному, но были и те, кто волновался.

Марина Журавлева поправила идеально уложенные волосы, в десятый раз за полчаса хлопнула пудреницей, раз двадцать напомнила дочерям быть вежливыми с Максимом и Аллой и взволнованно посмотрела на мужа, произнося без слов: «Все будет хорошо?»

– Мариш, это простой пикник, – успокаивал ее Игорь. – Влада твоя сестра, а не налоговый инспектор.

– Я не знаю, кто она. Скорее всего, не работает, у них же столько денег. Мы не виделись больше пятнадцати лет с тех пор, как они с мамой разругались.

– Да… что-то такое припоминаю, – бросил Игорь взгляд в зеркало заднего вида на дочек-тройняшек.

Три сестры близняшки Ира, Мира и Кира никогда не встречали кузенов. Игорь и богатей из столицы когда-то вместе служили в армии, а их жены были родными сестрами, но жизнь развела Марину с Владой по разным городам, да и ступени финансовых лестниц благополучия семей напоминали противоположно движущиеся эскалаторы в метро.

Ах да, в Калининграде, где жили Журавлевы, метро не было вовсе.

– Я не видел Сергея с армии. Новые родственники в старом городе – это же хорошо? Верно? Да и девочкам веселее со сверстниками. Ну, детвора! Чего притихли?

И тут началось:

– Пап, Кира окно не открывает!

– Из него дует, а Мира толкается!

– Отдай карточки, Ира! Отдай! Они мои!

– Ты разбудил трехголового дракончика… – улыбнулась Марина. – Потерпите, скоро приедем. Кира, вот платок. Надень, если тебе дует. Ира, отдай половину карточек. Мира, не толкайся.

Кира взяла теплую косынку из рук матери и повязала ее под подбородком. От ткани веяло чем-то горьковатым и свежим.

– А давайте подшутим над Максимом и Аллой! – предложила Мира. – Назовемся одним именем! Они нас не смогут различить!

– У вас колготки разных цветов, – напомнила Марина. – Вы их не обхитрите.

– А мы снимем!

– Отставить снимать колготки! – рассмеялся Игорь. – Паркуемся, хватаем корзинки и бежим искать лучший столик для пикника!

Игорь вышел из машины и отлучился помыть руки, пока жена рассматривала туристический путеводитель и читала девочкам вслух про станцию изучения птиц «Фрингилла». Игоря не было минуты три, а когда он вернулся на стоянку, то увидел вместо трех дочерей двух.

– Где Кира? – подошел он к жене, нервно оборачиваясь.

– Только что здесь была. Кира? – оглядывалась Марина, прижав