Макрам вздохнул, натянул сальвар и завязал его вокруг бёдер. Его длина означала, что, когда он прижимал свою эрекцию к животу, головка показывалась над поясом. Наиме обвела пальцами выступающий кончик. Позволит ли он ей прикоснуться к нему губами? Кожа была мягкой, она не могла отделаться от мысли, что поцелуи лучше подходят к ней, чем другие прикосновения. Но тогда, как она вообще могла спросить о таком? Вместо этого она спросила что-то ещё.

— Это не больно, сдавливать его вот так?

Он засмеялся и покачал головой, сжимая её пальцы и поднося их к своим губам.

— Может, притворимся, что спим?

Он улыбнулся ей, но улыбка была натянутой и мимолетной, а не той лёгкой, которую он обычно предлагал. Это было не то, чего она хотела. Не то, чего хотело её тело. Но в тёмном уголке своего рационального сознания она знала, что всё остальное было риском, на который она не могла пойти.

Наиме соскользнула с кровати и обошла кровать, чтобы откинуть одеяло. Макрам стоял позади неё, когда она наклонилась, чтобы дотянуться до дальней стороны, и потянула за одеяло. Он прижался своими бёдрами к её, притягивая её за бедра к своей твёрдой длине. Наиме развернулась, и он наклонился, чтобы подхватить её под зад и поднять на кровать. Он раздвинул её колени руками и проник между её ног. Она напомнила себе, что они играют в игру с огнём. Но её тело говорило ей, что это именно то место, где она хотела его видеть. Между её ног. Наполняя её и заставляя пустую боль внутри неё прекратиться.

— Сияй для меня, — сказал он.

Наиме поджала губы.

— Я хочу знать, что ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя, — сказал он, заставляя её снова лечь на спину, когда он наклонился над ней. — Сияй для меня.

Наиме откинулась назад и забралась под одеяло, а Макрам забрался на кровать и прижался к ней всем телом, склонившись над ней. Его взгляд блуждал по её лицу, её шее. Он задержался на её груди, которую едва прикрывала сорочка, и положил руку между ними. Наиме прижала руку к его сердцу и закрыла глаза. Она осторожно расплела свою магию, освободив её достаточно, чтобы дать ему то, что он хотел, пустив её свет по всей комнате. Она открыла глаза.

Его магия отвечала её магии тенью на её свет. Дым под его кожей, затененные языки пламени, вьющиеся сквозь и вокруг резкого, яркого света её силы. Они были вихревой, постоянно меняющейся гармонией. Его покой для её бури, его беспокойство для её спокойствия, его безрассудство для её планирования, её независимость для его верности. Ночь и день, сумерки и рассвет, конец и начало.

— Я уравновешена, потому что сломлена, — декламировала Наиме, полная печали и радости.

Знал ли он стихотворение Колеса? Оно было старо, как магия.

— Части, которые составляют целое, — пробормотал он, убирая волосы с её лица.

— Каждый знак радости и печали, заплаченный за то, чтобы сформировать мою душу.

Было ли знакомство с ним и его потеря платой за спокойствие в её жизни? Слёзы навернулись ей на глаза, и он поцеловал уголки, где они собрались.

— Ибо я — ничто, а ты — всё, — выдохнул он ей в щёку, изменив слова стихотворения в соответствии с собой, так что они стали разглашением и откровением.

Он прикоснулся губами к её губам.

В это было нечто большее, но вместо этого она ответила на его поцелуй, вдыхая его тёмный, тёплый запах. Он перекатился на спину и притянул её к себе.

Наиме прислушивалась к сильному, ровному биению его сердца, а он гладил пальцами её волосы, и больше ни один из них не произнёс ни слова. В конце концов, его дыхание выровнялось, а его пальцы замерли на ней. В темноте и тишине она прислушивалась к метели снаружи, к ветру, бьющемуся в окно. К буре, которая не прошла.

ГЛАВА 28

Макраму пришлось выползти из сна, такого же абсолютного, как пустота. Такой сон не пугал, а успокаивал. Это было тёплое и безопасное место. Но он всё же нашёл выход из него, потому что где-то ближе к сознанию, он мог чувствовать тёплую, мягкую фигуру рядом со своей, и он хотел этого.

В какой-то момент она соскользнула с него, хотя сомневался, что за всю ночь не пошевелил ни единым мускулом. Вместо того чтобы лежать на нём сверху, как это было, когда он заснул, она свернулась калачиком, прижавшись к его боку, устроившись между его вытянутыми рукой и ногой. Макрам потёр пальцами глаза и поднял голову, чтобы видеть её. Она лежала, подтянув колени к груди, закинув на них одну руку, другую подложив под голову, её ладонь лежала на его запястье. Он перекатился на бок и поморщился, когда острая боль пронзила рёбра, напомнив ему, что он ещё не совсем здоров. Наиме издала мягкое, сонное ворчание, когда он притянул её к изгибу своего тела.

За окном продолжал падать снег. В комнате было прохладно, но под одеялом, свернувшись калачиком, им было тепло. Макрам зарылся лицом в спутанные шелковистые волосы. Может быть, буря никогда не пройдёт, и он сможет удержать её. Может быть, они могли бы остаться такими, какими были, в комнате, где остального мира не существовало. Ему не придётся противостоять своему брату или отдавать её Кинусу или кому-либо ещё. Ему не придётся бояться за неё, когда она столкнётся с Кадиром после неудавшейся ловушки. Они могли бы закончить то, что начали накануне вечером. Он мог так глубоко погрузиться в неё, что они больше не были бы двумя людьми, начинаясь и заканчиваясь в одном существе.

Последняя мысль воспламенила его кровь и единственное едва дремлющее желание этой ночи. Он напрягся, прижавшись к её спине, и подумал, что ему следует отвернуться, но он не хотел её будить.

— Ты не любишь раннее утро, — пробормотала она, её голос был хриплым со сна, — но эта часть тебя, очевидно, любит.

— У меня такое чувство, что вы двое очень хорошо поладили бы, — сказал Макрам ей в затылок.

Её затяжные взгляды и слишком короткие