Настала очередь Наиме рассмеяться, и он развернул её так, чтобы она оказалась лицом к нему.

— Я надену сальвар, если это сделает тебя счастливой. Но больше ничего. Я презираю, когда меня связывают и путают в простынях и одежде, пока я сплю.

— Очень хорошо.

Наиме вцепилась пальцами в верхнюю часть сальвара, который он всё ещё не снял. Сальвар был мокрым и прилип к его коже, несмотря на то, как долго Макрам стоял в нём. Снова его тело отреагировало, его живот напрягся, и он придвинул бёдра ближе, а руками сжал её локти. Наиме подняла руки от сальвара и провела пальцами вниз по плоскому пространству его живота, между его ранами. В центре его тела было едва заметное углубление, начинающееся от горла, ведущее к пупку, где оно заканчивалось. Наиме провела по нему вверх и расправила ладони, чтобы провести ими по более широким мышцам его груди и плеч. Она была загипнотизирована им, различиями их тел, каждым его изгибом и выпуклостью. Одной ночи никогда не будет достаточно, чтобы запомнить его.

Она подняла к нему лицо, и он поймал её губы в поцелуе. Наиме скользнула руками по его плечам и вокруг шеи, обхватив её руками, и приподнялась на цыпочки, чтобы встретиться с ним взглядом. Он укротил её своими поцелуями, находя губами и языком каждое нежное, чувствительное местечко на её шее, пока его пальцы расстёгивали крошечные пуговицы её кафтана. Как только верхний кафтан оказался на полу, он стянул нижний лёгкий кафтан с неё через голову, и она осталась только в сорочке и сальваре.

Он провёл ладонями по её обнажённым рукам, и её кожу стало покалывать. Она подалась ближе к нему. Его руки сжали её предплечья. Между ними было так много слоёв одежды, а теперь осталась только сорочка. Тонкая, мягкая и совершенно не подходящая для задачи создания барьера любого рода.

Наиме опустила руки с его шеи на талию, к лёгким бугоркам мышц над каждым бедром. Его кожа была холодной и шершавой под её пальцами. Она не могла смотреть на него сейчас, не тогда, когда могла чувствовать даже малейшее движение сквозь ткань своей сорочки, твёрдую гладкую грудь, прижатую к её изысканно чувствительным грудям. Его живот прижимался к её животу, и внезапно каждая частичка её кожи взмолилась о прикосновении, о грубой ласке его рук.

— С тобой всё в порядке? — спросил он, левой рукой поглаживая её по спине.

Наиме кивнула.

— Скажи мне «нет», — сказал он, когда его пальцы вцепились в её сорочку и потянули её вверх, — на что угодно, и мы остановимся.

— Прекрати болтать, — она улыбнулась ему, чтобы подразнить.

Он ухмыльнулся и, наклонив голову, прикусил её ухо, затем поцеловал местечко под мочкой, обеими руками поднимая её сорочку до бёдер, чтобы развязать узел ткани, который удерживал её сальвар на бёдрах. Наиме сделала то же самое с его оставшейся одеждой. Занятие чем-то помогло ей отвлечься от неизбежной нервозности, связанной с тем, что мужчина впервые снимает с неё одежду. Макрам быстро справился с этим, его пальцы развязали ткань и спустили сальвар с её бедер. Они образовали лужицу вокруг её лодыжек. Наиме вышла из ткани, продолжая свою менее ловкую попытку снять его сальвар.

— Я считаю до пяти, — сказал он, позволяя её сорочке снова опуститься на её тело. — Потом она пойдёт тем же путем, что и мой энтари.

Наиме нетерпеливо вздохнула.

— Я сказала, что хочу это сделать сама.

Узел, наконец, развязался, и она откинула два конца ткани в сторону, затем засунула пальцы спереди.

— Один, — промурлыкал Макрам.

Должна ли она давить спереди или с боков? Сзади? Наиме задумалась. Если она надавит на переднюю часть, то может непреднамеренно коснуться тех частей, которые она не была уверена, что должна касаться в данный момент. И сзади таилась та же опасность.

— Два, — Макрам тихо рассмеялся, и она подняла на него взгляд. — Три.

Наиме провела большими пальцами по верхней части сальвара, по плавному изгибу низа живота между выступающими тазовыми костями. Она провела пальцем по линии чёрных как смоль волос от его пупка до верхней части сальвара. Она могла раствориться только в этой его части, в хитросплетении мышц, венчающих его бёдра, в мускулистой, покрытой шрамами талии, в том, как его кожа дрожала и покалывала от её прикосновений.

— Четыре, — прохрипел он. — Пять.

Наиме скользнула руками по его бёдрам и опустила сальвар вниз в тот же момент, когда тёмный дым окутал его кожу, когда он ослабил хватку, чтобы произнести заклинание. Макрам схватил её за талию и швырнул на кровать, как будто она ровно ничего не весила. Она смотрела на него снизу вверх, пока он полз к ней на четвереньках, приподнимаясь на локтях.

— Ты тёплая, — пророкотал он, опускаясь на неё всем весом и прижимаясь поцелуем к её ключицам, обнажённым низким вырезом сорочки.

Дышать под его весом было непросто, а эфемерный материал её сорочки и его нагота сочетались в порочном тандеме, делая жёсткое давление его возбуждения на её бедра совершенно очевидным, так что она вообще не дышала.

Наиме была невинна только в самом акте. Её мать была преподавателем в университете, она была склонна к прямоте и любила возможность поучать. На любую тему. Точно так же она учила Наиме убеждению, что вещи, которые не являются тайной, гораздо менее привлекательны для подростка. Тем не менее, это было достаточно загадочно, что у неё возникло искушение оттолкнуть его, чтобы она могла увидеть его, поскольку он не позволил ей даже мельком взглянуть.

Он поцеловал её, заставляя лечь на спину, его язык скользнул по её языку с таким наглядным намёком, что огонь расцвел в её животе и между ног, пульсируя. Она выгнулась под ним, обхватив руками его спину и бездумно проводя ногтями вверх и вниз по его коже. Макрам пошевелился и застонал. Его стон вибрировал в его груди и в её. Он приподнял колено к её бедру, чтобы снять с неё часть своего веса. Наиме оторвалась от поцелуя и сделала полный, глубокий вдох, опустив одну руку со спины на бедро.