— Ты переступил черту.

— У меня не было выбора.

— Лошадиное дерьмо.

— Это зловоние исходит не от меня, — сказал Тарек, прищурив глаза. — Я только хочу позволить тебе лгать самому себе. Как только это начнёт влиять на других, как только это начнёт угрожать Саркуму, я придержу коня для тебя, если это потребуется.

— Чего ты надеялся достичь, делая это?

Макрам не мог понять, почему Тарек вбивает клин между ними.

— Я надеялся, что твоя любовь к ней откроет твои чёртовы глаза.

— Я не люблю её, — сказал Макрам.

Тарек поднял взгляд и фыркнул.

— Колесо сохрани меня, ложь, которую ты сам себе скармливаешь, — он посмотрел в сторону арки, затем наклонился вперёд и, понизив голос, продолжил: — Я предупредил её, что твой брат неуравновешен, потому что ты не можешь вытащить голову из своей задницы, чтобы сделать это. Я сделал это, чтобы защитить единственного правителя, который, по моему мнению, заботится об интересах народа. Единственного, кто видит вещи ясно. Я хочу верить, что ты видишь это, но ты по-прежнему ослеплён своей преданностью к брату. Возможно, когда-то он был тебе другом, но больше им не является.

— Не говори таких вещей, — упрекнул Макрам, бросив взгляд на двери.

Если Кинус услышит его, он окажется в тюрьме. Холодные тиски сжали его сердце. Тарек стоял, как был, с каменным лицом и молча, наблюдая, как осознание захватило Макрама и вцепилось в него мёртвой хваткой.

Наиме даже не вынесла бы приговор без суда человеку, о виновности которого знала. Кинус посадил бы в тюрьму лояльного человека даже за то, что он осмелился произнести слова, предполагающие, что он несправедлив. Макрам прижал ладони к глазам.

— Иди, проводи Султану, — сказал он.

Тарек поклонился и зашагал прочь.

Макрам прислонился спиной к стене, прислушиваясь к гулу низких голосов, доносившихся из тронного зала Кинуса. Он воспользуется несколькими минутами, которые у него были до её прихода, и попытается воззвать к Кинусу. Он оттолкнулся от стены и прошёл остаток пути до тронного зала. На нём был самый официальный кафтан и энтари, оба из чёрной парчи, расшитые угольными маками, и он оставил свой меч в своих покоях. Оба действия были жестами уважения, которые, как он надеялся, помогут успокоить его брата.

Он остановился в арке и упал на колени, когда секретарь объявил о нём. И только когда Кинус издал звук признания, он встал и вошёл в зал. Старейшины стояли по обе стороны прохода, стоя в том, что Макрам в шутку называл их загонами. Коробки, отделанные позолоченными геометрическими решетчатыми панелями высотой до бёдер. Некоторые приветственно улыбались Макраму и кивали, не осмеливаясь поклониться ему в присутствии Кинуса. Томан стоял в дальнем конце ложи справа от Макрама и кивнул ему в знак солидарности, когда тот проходил мимо. Почему они вели себя так, как будто он направлялся на виселицу?

Стражники выстроились вдоль стены позади Кинуса. В тронном зале никогда раньше не было ничего подобного. Они всегда стояли за дверями. Ещё больше вооруженных людей выстроились вдоль стен позади Старейшин. Тяжёлая мантия страха накрыла его, когда он снова опустился на колени у помоста. Он наклонился вперёд и пал ниц.

Кинус сидел на обитом бархатом, украшенном резьбой стуле с высокой спинкой. Его супруга, леди Амаль, сидела рядом с ним, но не на стуле, а на маленькой, короткой скамеечке, так что её голова и плечи были ниже его. Королева сидела бы на одном уровне с ним. Но Кинус не нашёл женщину, которую считал подходящей в качестве королевы, хотя это не помешало ему выбирать супруг для своего гарема. Макрам не мог не попытаться представить Наиме рядом со своим братом, и это вызвало такую волну страданий, что ему пришлось немедленно подавить этот образ, иначе он рисковал развязать свою магию.

— Приветствую тебя, Мирза, — сказал он.

В зале воцарилась тишина, которая длилась так долго, что Макрам рискнул поднять голову. Кинус уставился на него, мышцы его шеи и челюсти напряглись, взгляд пылал. Макрам медленно выдохнул. Напряжение скрутило его желудок, и он почувствовал, как съёжился, превратившись в мальчика, который всё ещё жил внутри него. Мальчик, который всё ещё искал одобрения, всё ещё думал, что его магия была его ошибкой, чем-то, что он сделал неправильно. Мальчик, который мог отвлечь внимание от своей проклятой силы, направив её в другое место с помощью дерзких решений и безрассудного поведения.

— Объяснись, — Кинус не закричал, хотя Макрам видел, что он был недалёк от этого.

— Как ты и сказал, Мирза. Тхамар, казалось, пребывал в состоянии отчаянии. Я хотел выяснить, достойно ли вашего интереса то, что они намеревались предложить в качестве союза.

Макрам-мужчина, знал, что был прав, знал, что риск был оправдан. Мальчик-Макрам съёжился, уткнувшись подбородком в колени, ожидая наказания, ожидая отрицания.

— Не лги мне!

Кинус вскочил на ноги. Амаль протянула руку, как будто хотела дотронуться до него, но затем заколебалась и положила руки на колени. Она слегка, отчаянно покачала головой Макраму, но он не знал точно, чего она хотела, чтобы он не делал.

— Ты отправился туда, чтобы заключить союз за моей спиной. Ты отправился туда, чтобы попытаться отнять у меня трон с помощью Тхамара.

Макрам молча уставился на него. Он казался не совсем вменяемым. Его глаза были дикими, дыхание явным и учащённым, а руки сжимали подлокотники трона. Что произошло в его отсутствие, что вызвало такое выражение в его глазах? Ничего, понял он. Кинус всегда был таким. Изменился не Кинус.

Макрам глубоко вздохнул, с его сознания спала завеса; фильтр, через который он видел, как Кинус исчез. Что послужило причиной этого?

Из-за спины Макрама донёсся шорох, сопровождаемый задумчивым шёпотом Старейшин. Взгляд Кинуса переместился с Макрама на дверь позади него, как и взгляд Амаль. Её губы сжались, взгляд метнулся к Макраму и снова на дверь. Кинус откинулся на спинку своего трона, упёршись на него локтем и приложив пальцы ко рту. Нельзя было ошибиться во внезапном созерцательном удивлении, и Макрам понял, что прибыла Наиме. Уродливое, ревнивое чувство собственника вспыхнуло в его груди.