зла». Дэвида интересовал Ницше. Но он смотрел больше на Роберта, чем в книгу.

В половине восьмого Роберт проснулся и ожидал, что его будут кормить. Он лежал совершенно смирно на спине и смотрел на сборчатый полог своей колыбели.

«А странное у него, должно быть, представление о мире», – подумал Дэвид.

Добрых полчаса Роберт продолжал благодушно предаваться созерцанию этого странного мира, пока утоляя свой голод тем, что сосал палец. Но в конце концов палец перестал его удовлетворять, и после небольшого предварительного писка Роберт заревел. Дэвид вынул его из колыбели, стал успокаивать. На короткое время это помогло, но потом Роберт снова заплакал.

Дэвид с тревогой посмотрел на часы. Половина девятого. Дженни, должно быть, опоздала на поезд, а следующий прибывал только в десять! Дэвида впервые поразила мысль о том, как всецело благополучие Роберта зависит от Дженни.

Он делал все, что мог. Увидев, что у Роберта мокрая пеленка, он переменил ее, хотя был не слишком опытен в этом деле. Роберт как будто остался этим доволен и в виде благодарности вцепился ручонками в волосы Дэвиду, когда тот снова взял его на руки.

Дэвид засмеялся, и Роберт тоже. Он, видимо, хотя и был голоден, но в остальном чувствовал себя теперь прекрасно. Дэвид положил его на коврик перед огнем, и Роберт, раскинувшись на пеленке, болтал ножками в воздухе. За последние недели он заметно окреп, потолстел, сыпь исчезла, и он уже меньше сопел носом. Но сейчас он был ужасно голоден и снова принялся орать, потому что время близилось к десяти часам.

Все сильнее негодуя на опоздавшую Дженни, Дэвид встал на четвереньки и начал разговаривать с Робертом, пытаясь его утихомирить. В эту минуту дверь распахнулась и вошла Дженни в весьма приподнятом настроении: она ходила с Клэри в кино, а потом угостила себя двумя стаканами портвейна.

Она остановилась на пороге, подбоченившись и широко ухмыляясь красным ртом. Потом вдруг захохотала. Она корчилась от смеха, любуясь зрелищем, которое представляли собой Дэвид и Роберт на ковре.

Дэвид сжал зубы.

– Перестань! – сказал он резко.

– Нет, не могу! – хихикала Дженни. – Мне вдруг пришло в голову… пришла в голову одна мысль.

– Какая?

– Нет, ничего, – сказала она торопливо. – Так, просто шутка.

Наступило молчание. Дэвид встал и поднял ребенка.

– Роберт голоден, – сказал он, все еще возмущенный, злой. – Не знаешь ты, что ли, что его нужно кормить?

Она шагнула вперед, ступая не совсем твердо.

– Что же, давай его, – сказала она, – ведь я могу помочь этому горю, а?

Она взяла у него ребенка и не села, а шлепнулась на диван. Должно быть, два стакана портвейна придали некоторую размашистость ее движениям. Дэвид угрюмо наблюдал за ней. Она быстрым движением расстегнула блузку. Большие налитые груди выступали, как коровье вымя, – полные, белые с синими жилками. Молоко уже капало из сосков. Когда Роберт пристроился к одной груди и стал сосать, молоко из другой так и брызнуло. Раскрасневшаяся, счастливая, Дженни улыбалась, блаженно раскачиваясь на диване взад и вперед, не обращая внимания на сочившееся из груди молоко.

А Дэвид отвернулся: ему вдруг стало противно. Он сделал вид, что поправляет дрова в камине, потом снова посмотрел Дженни в лицо.

– Помни! – сказал он серьезно и тихо. – Я рассчитываю, что ты будешь как следует заботиться о Роберте, когда меня здесь не будет.

– Непременно, Дэвид, – стремительно уверила его Дженни. – Ты и сам знаешь, что буду.

На следующий день Дэвид уехал в Тайнкасл, а оттуда его отправили в лагерь у Кэттерика. Три месяца спустя, 5 апреля, он с полевым лазаретом, прикомандированным к пятому Нортумберлендскому стрелковому батальону, отплыл во Францию.

IX

В этот день, второе воскресенье сентября 1915 года, автомобиль Гетти круто остановился на усыпанной гравием дорожке «Холма». У окна столовой, засунув руки в карманы, стоял Артур и наблюдал, как Гетти выходила из автомобиля, такая изящная в своей форме хаки, и как она потом шла к подъезду.

Артуру было известно, что Гетти приедет сегодня. Не знать о приезде Гетти было совершенно невозможно. Об этом возвестила тетя Кэрри, об этом упоминала мать, а в субботу за завтраком и отец, окинув взглядом стол, заметил как-то особенно многозначительно:

– Завтра к чаю приедет Гетти. Она специально отпросилась на этот день.

Артур не сказал ничего. Что, они считают его дураком? Все было слишком ясно: это слово «специально» звучало как-то зловеще.

За последние восемь месяцев Гетти часто наведывалась в «Холм». Вступив одной из первых в Женский комитет содействия армии, она теперь получила место в штабе женского добровольного полка в Тайнкасле. Она часто оказывалась полезной Баррасу и, носясь в своем двухместном автомобиле между Тайнкаслом и Слискейлом, привозила ему на подпись бумаги. Но в это воскресенье, по глубокому убеждению Артура, Гетти собиралась приехать ради дел неслужебного порядка. Он отлично понимал это и, несмотря на все свое ожесточение, чуть не засмеялся громко.

Гетти вошла в столовую. Увидев его у окна, она весело улыбнулась и протянула ему руки, защебетав от удовольствия.

– Ты меня ожидал здесь, Артур, – сказала она. – Как мило!

Гетти была удивительно весела; он это предвидел. Он не ответил улыбкой на улыбку, сказал отрывисто:

– Да, ожидал.

Его тон мог быть для нее предостережением, но он не смутил Гетти.

– А где все остальные? – спросила она беспечно.

– Все исчезли. Все дипломатически устранились, чтобы оставить нас вдвоем.

Она засмеялась и укоризненно покачала головой:

– По твоему тону можно подумать, что тебе это неприятно. Но я знаю, ты не хотел быть грубым. Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Ну, что же мы будем делать? Не пойти ли нам погулять?

Артур слегка покраснел и отвел глаза, но через мгновение сказал:

– Хорошо, Гетти, пойдем гулять.

Он надел шляпу и пальто, и они вышли на обычную прогулку (которой не совершали, впрочем, уже несколько месяцев) по Слус-Дин. Осенний день был тих, поросшая лесом долина уже вся желтела бронзой, сучья трещали под ногами. Артур и Гетти шли молча. Дойдя до конца долины, они сели на корни дуба, которые из-за оседания почвы выступали высоко над землей. То было их любимое место. Внизу лежал город, по-воскресному тихий, а за ним простиралось море, сверкая вдалеке и сливаясь с небом. Копры «Нептуна», черные, высокие, выступали на светлом фоне моря и неба. Артур смотрел на них, на эти виселицы над шахтами «Нептуна».

Гетти, с кокетливой стыдливостью прикрыв юбкой красиво обутые ножки, посмотрела в направлении его взгляда.

– Артур, – окликнула она его. – Почему