– Пусть так, – сказал Артур едва слышно.

Желание больно задеть его говорило в ней теперь почти так же сильно, как прежде – потребность самопожертвования. Она яростно закусила губу.

– Я могу сделать только один вывод, и к такому выводу придет всякий: ты трусишь, в этом все дело! – Гетти сделала паузу и бросила ему в лицо: – Да, ты трус, жалкий трус!

Артур сильно побледнел. Она ожидала ответа, но он ничего не сказал. И, сделав сдержанно-презрительную мину, Гетти поднялась. Встал и он. В полном молчании дошли они до «Холма». Он открыл перед нею входную дверь, но, войдя в дом, пошел прямо к себе, оставив Гетти одну в передней. Гетти стояла с высоко поднятой головой. Глаза ее были полны гнева и жалости к себе. Потом она резко повернулась и пошла в столовую.

Там был только один Баррас. Он у стены изучал утыканную флажками карту. При входе Гетти он обернулся, потирая руки, и поздоровался с необычайной для него шумной приветливостью.

– А, Гетти! – воскликнул он. – Ну как, есть новости?

Всю дорогу Гетти держалась стойко, но ласковое выражение лица Барраса растопило ее сдержанность – она зарыдала.

– О боже, боже! – всхлипывала она. – Мне так тяжело.

Баррас подошел к ней, посмотрел на нее с высоты своего роста и, повинуясь внезапному побуждению, обнял одной рукой ее хрупкие, соблазнительные плечи.

– Что случилось, моя бедная маленькая Гетти? – спросил он покровительственно.

Гетти была так расстроена, что не могла ответить, и только жалась к нему, как человек, ищущий прибежища в бурю. Он держал ее в объятиях, успокаивал. Гетти он представлялся в эту минуту спасителем, защитником от Артура. Она чуяла в нем большую жизненную энергию и силу. И, закрыв глаза, отдалась этому новому, неиспытанному ощущению женщины, которая обрела надежную защиту.

X

В первые полгода после назначения его директором у Джо оказалось очень много дел. Он приезжал в Плэттлейн рано утром и уезжал вечером; когда бы он ни был нужен, он всегда оказывался под рукой; он создавал себе репутацию энтузиаста и человека неукротимой энергии.

Вначале он действовал осторожно. Природная хитрость подсказывала ему, что управляющий делами Фулер, заведующий чертежной Ирвинг и кассир Добби недоброжелательно относятся к его выдвижению. Это были люди уже пожилые, и их возмущало то, что ими командует молодой человек, двадцати семи лет, так быстро возвысившийся. Особенно Добби – не человек, а счетная машина, высохший, угловатый, в пенсне, балансировавшем на его крючковатом носу, и в высоком воротничке с закругленными концами, какие носят пасторы, – разговаривал с Джо тоном кислым, как уксус. Но Джо был ловок и осторожен. Он знал, что его время придет, а пока продолжал втираться в милость к Миллингтону.

Для Джо не существовало трудностей. Он старался освобождать Стэнли от разных мелких неприятных обязанностей, которые с течением времени расширили сферу его собственной деятельности. В марте он предложил Стэнли устраивать каждую субботу совещание с ним для обсуждения всех накопившихся за неделю важных вопросов. В конце того же месяца он настоял на установке добавочных шести котлов и высказал мысль об использовании женского труда у лотков. Механический цех он поручил Вику Оливеру, а литейный – старому Сэму Даблдэю. И тот и другой были послушным орудием в его руках. В апреле умер мистер Клегг, и Джо послал на гроб громадный венок.

Мало-помалу Миллингтон приблизил его к себе и посвятил во все дела. Джо был поражен размерами прибыли, которую приносил завод. Уж за одни только бомбы Миллса государство платило Стэнли по семь шиллингов шесть пенсов за штуку, тогда как они обходились заводу в среднем всего по девять пенсов. А их выпускали десятками тысяч! «Боже всемогущий!» – говорил про себя Джо, и руки у него так и чесались. Его жалованье, семьсот пятьдесят фунтов в год, казалось ему теперь ничтожным. Он удвоил старания, и они со Стэнли очень подружились, часто завтракали вместе в конторе сэндвичами и пивом, иногда ходили в клуб Стэнли или в ресторан Центральной гостиницы. Вышло так, что Джо сопровождал Миллингтона на первое собрание местного комитета по снаряжению армии. Все это он устраивал очень ловко и незаметно. Когда Стэнли бывал в отъезде, вся ответственность, как будто совершенно естественно и законно, перекладывалась на широкие плечи Джо. «Об этом вы потолкуйте с мистером Гоуленом», – стало неизменной фразой Стэнли, когда ему хотелось увильнуть от какого-нибудь скучного или неприятного разговора. Таким образом, Джо начал приобретать полезные для себя связи и даже сам делал закупки некоторых материалов: лома, свинца, главным же образом – сурьмы. Цена на сурьму поднялась до двадцати пяти фунтов за длинную тонну[11]. И именно при закупке сурьмы Джо впервые столкнулся с Моусоном.

Джим Моусон, крупный мужчина с двойным подбородком и маленькими пронырливыми глазками, которые он старательно прятал, был происхождения еще более низкого, чем Джо, и это с самого начала расположило к нему Джо. Моусон важно называл себя «коммерсантом и подрядчиком». Основным его предприятием являлся обширный склад в гавани Мальмо под вывеской (на которой, впрочем, почти все уже стерлось): «Джим Моусон. Железо и другие металлы, старая веревка, брезент, волос и жиры, обрезки резины, кроличьи шкурки, тряпки, кости и прочее. Подрядчик и оптовый торговец». Но деятельность Моусона этим не ограничивалась. Он участвовал в новом подряде на постройку бараков в Виртлее и играл на тайнкаслской бирже. Он был одним из тех, кто наживался благодаря войне; он считался человеком состоятельным и богател с каждым днем. Особенно понравилась Джо одна его затея, о которой ему рассказали, – она, по его мнению, доказывала ловкость Моусона. Бумажный кризис в то время уже докатился до Тайнкасла, и Джим Моусон, отлично осведомленный о положении вещей, нанял партию девушек из трущоб Мальмо; девушки выходили каждый день в пять часов утра и доставали бумагу из доброй половины мусорных ящиков города. Они собирали бумагу и картон (дороже всего ценился картон), и каждая из этих тружениц получала два шиллинга шесть пенсов в неделю. (Джим утверждал, что они и этого не стоят.) Сам же Джим выручал за собранную бумагу громадные суммы. Но Джо главным образом восхитила сама идея: вот это ловко – добывать золото из мусора!

Джо чувствовал, что Джим Моусон и он – братья по духу. Перед Моусоном ему не было надобности маскировать свои истинные цели. И у него создалось впечатление, что Моусон в такой же мере расположен к нему. После предварительных переговоров о сурьме Моусон пригласил