Шрифт:
Закладка:
– Гм… Я бы мог для вас купить несколько акций Франка. До войны они ни черта не стоили. Фабрика Франка делает совершенно негодные галеты из затхлой муки – и собаку нельзя кормить ими. Но в окопах на них громадный спрос. Акции дают пятнадцать процентов дивиденда. Вам следовало бы стать акционером, пока они еще не падают.
Последовав совету Моусона, Джо положил в карман триста фунтов чистого барыша и, обрадованный этим, решил, что работа в компании с Моусоном откроет ему большие перспективы. Это только еще начало. Война затягивается надолго, и она сделает его большим человеком. Такой замечательной войны еще не бывало! Джо хотел бы, чтобы она никогда не кончалась.
Только одно темное облачко омрачало открывшиеся перед ним ослепительные горизонты – Лаура. Когда Джо думал о Лауре, – а он думал о ней часто, – на лбу его появлялась морщина замешательства и уныния. Он не мог, попросту не мог разгадать ее. Он был убежден, что именно Лауре обязан своим нынешним положением, и не только этим, а еще чем-то более важным. Он ловил себя на том, что бессознательно учится у Лауры, пытается разобраться в новых для него вещах, равняется по Лауре, спрашивая себя всякий раз, как ей понравилось бы то или другое. Он все еще был невеждой, но кое-какие успехи сделал. Перестал помадить голову брильянтином, резкое благоухание которого заставляло Лауру слегка поднимать одну бровь; коричневые ботинки надевались теперь только к коричневому костюму, галстуки стали менее цветисты, часовая цепочка висела уже между нижними, а не верхними карманами жилета; связка печаток фальшивого золота и булавка с фальшивой жемчужиной были в один темный вечер брошены в реку Тайн. Незримое влияние Лауры сказывалось и на более интимных подробностях его туалета. Так, например, заглянув один только раз в ванную комнату в «Хиллтопе» и увидев все эти соли для ванны, хрустальные принадлежности, туалетный уксус, губки и душ, Джо пошел прямо в аптеку и без колебаний купил себе зубную щетку.
Но горе было в том, что Лаура оставалась такой жестокой и недосягаемой. Они виделись часто, но всегда в присутствии Стэнли. А Джо хотелось остаться с нею наедине, – он бы дорого дал за это, но не смел сделать первый шаг. Он не совсем был уверен в чувствах Лауры и боялся совершить страшную ошибку – лишиться прекрасного места и еще более прекрасных видов на будущее.
По вечерам он сидел у себя в комнате, думая о Лауре, желая ее, вызывая в своем воображении ее образ, спрашивая себя, что она делает в эту минуту: принимает ванну, причесывается, натягивает свои длинные шелковые чулки? Раз эти мысли привели его в такое лихорадочное возбуждение, что он вскочил и помчался к ближайшей телефонной будке. С громко стучавшим сердцем он назвал номер, но с другого конца провода ответил голос Стэнли, и Джо, холодея от испуга, бросил трубку и вернулся к себе в комнату.
Это могло довести человека до бешенства! Лаура вызывала в нем то же чувство, какое вызывала когда-то первая женщина, с которой он сошелся: она представлялась ему чем-то новым, неизведанным, чем-то, что хочется разгадать. А разгадать он не мог. Она все еще оставалась для него загадкой. Он усиленно пытался вникнуть в ее характер, и подчас у него рождались смутные проблески понимания. Во-первых, он подозревал, что Лауре до смерти надоели вечные излияния Стэнли, приступы угрюмости и ворчливости, его патриотизм, весьма усилившийся в последнее время. Ей, должно быть, до слез наскучил тот дух закрытой школы, которым был пропитан Стэнли, высокие идеалы и его манера переходить на детский лепет в моменты нежности. Джо раз слышал, как Стэнли шепнул: «Ну, как себя чувствует мой кисеночек?» – и готов был поклясться, что Лауру при этом передернуло. Все же она была верна Стэнли. «Вот в том-то и горе!» – мысленно твердил Джо.
Джо был порядком тщеславен. Он считал себя интересным, красивым, блестящим молодым человеком. Но считала ли его таким Лаура?
Она признавала его способности, проявляла к нему что-то вроде насмешливого интереса, но не питала никаких иллюзий насчет его нравственности. На все его попытки щегольнуть высокими идеалами она отвечала своей невеселой усмешкой. Но вместе с тем, когда Джо ловко менял курс и атаковал ее с противоположной стороны, результат получался совсем уже плачевный. Как-то за чаем он позволил себе немного вульгарную шутку. Стэнли шумно захохотал. Но лицо Лауры приняло непроницаемое, совершенно непроницаемое и ледяное выражение. Джо покраснел, как не краснел еще ни разу в жизни, он готов был от стыда сквозь землю провалиться. Чудачка она, эта Лаура! Она не такая, как другие, не знаешь, как и подойти к ней.
Странный характер Лауры обнаружился в особенности тогда, когда все стали увлекаться «работой на оборону». Все дамы в Ерроу помешались на этом, началась настоящая эпидемия кружков, отрядов и комитетов. Гетти, сестра Лауры, не расставалась со своей формой хаки. Лаура же об этом и слышать не хотела. Она только иногда дежурила в столовой при новых рабочих бараках военного завода в Виртлее, потому что (как она с иронией сказала Джо) ей нравилось «смотреть на кормление зверей». Она раздавала рабочим кофе с сэндвичами – и только. Лаура оставалась верна себе, и Джо, к его безграничному отчаянию, не удавалось сблизиться с ней.
Наступил июнь, а положение не менялось. Но вот 16 июня Стэнли устроил Джо второй в его жизни потрясающий сюрприз. В четверть первого Миллингтон, которого все утро не было в конторе, приоткрыл дверь в кабинет Джо и сказал:
– Мне надо поговорить с вами, Гоулен. Идем ко мне.
Серьезный тон Стэнли испугал Джо. Со слегка виноватым видом он встал и пошел за ним в его кабинет, где Стэнли бросился в кресло и стал нервно перебирать бумаги на столе. В
