— Господин Гурым! — В одно мгновение лицо Танака преобразилось. Он вспомнил этого верзилу, убившего Хрулькова, свои злоключения, наконец, отстранение от должности — все это вызвало в душе сжигающую ярость к этому приподнявшемуся полутрупу. — Зивой? Господим Гурым! — приближаясь к Никуле с застывшей сатанинской усмешкой, твердил он.

Казалось, что они вот-вот ринутся друг на друга: массивный, но беспомощный мужик и сухой, собранный майор. Но Танака вдруг резко повернулся к фельдфебелю и что-то резко выкрикнул:

— Приказал застрелить, — шепнул седому китаец. К Гулыму направился фельдфебель.

— Встать сможешь? — спросил он. — Господин офицер приказал перевести тебя в больницу.

— Он не может встать, — грубо ответил за Гулыма седой, подвигаясь ближе к Никуле. — Ему нужен врач.

— Кому нузен доктор? — угрожающе спросил Танака, приближаясь.

— Больному! — спокойно ответил седой, следя за майором.

— Кому нузен доктор! — выкрикнул Танака, ударив седого стеком по лицу.

На секунду от жгучей боли тот закрыл глаза, но в следующее мгновение Танака отлетел в угол, ударившись о стену, грузно осел на пол.

— Бей их иродов, Артем, — хрипел, задыхаясь, Гулым, стараясь дотянуться к майору Танака. Но на полдороге он вдруг судорожно дернулся, вытянул к майору руки и упал.

Зотов выбежал в коридор. Схватив ключи и оброненный фельдфебелем пистолет, он бросился к соседней камере.

— Выходи! Умирать так в бою! — кричал он, распахивая дверь.

От караульной раздалось несколько выстрелов. Артем, не целясь, выпустил пистолетную обойму.

Вдруг в конце коридора звякнуло стекло, и в окно вынырнул тупорылый ствол пулемета. Вдоль коридора хлестнула длинная очередь. Зотов бросился к окну, но сейчас же переломился в пояснице и ткнулся головой в пол.

Утром Киоси и Канадзава вызвал фельдфебель. Это было настолько неожиданно, тем более обоих вместе, что Киоси почувствовал холодок тревоги, а Канадзава слегка побледнел. Еще больше они были удивлены, явившись к фельдфебелю: тот сиял. Обычно это бывало в крайних случаях, или когда фельдфебель встречал свою жертву, или когда был чем-то доволен. Киоси приготовился и к тому, и к другому. Первые же слова фельдфебеля озадачили обоих. Тот приказал Киоси до обеда передать машину своему другу. Полюбовавшись произведенным впечатлением, фельдфебель так же неожиданно сообщил, что Киоси сегодня же вечером должен выехать в Харбин, чтобы сопровождать заболевшего майора Танака в Токио.

До сегодняшнего дня Киоси ничего не слышал не только о болезни майора Танака, но даже о нем самом и считал, что если не насовсем, то надолго расстался со своим господином. Его мучила мысль, что фельдфебель сделал все это нарочно, что после сдачи машины он снова вызовет его и сообщит что-нибудь более страшное.

Только после обеда, когда его вызвали в штаб и потребовали подписку, что в Японии он ни словом не обмолвится ни о своей службе, ни о том, что видел в Маньчжурии, Киоси поверил в свой отъезд.

Из кратких разговоров в адъютантской части он узнал, что майор по каким-то обстоятельствам находится в тяжелом состоянии и направляется на лечение и поправку домой.

— Киоси-сан, — обратился к шаферу сидевший рядом худой солдат с грустным безжизненным взглядом. — Ты знаешь, что моей семье послали извещение о моей смерти. Сходи к моей жене и скажи, что я жив, что это неправда. Скажи, что русские мне ничего не сделали и возвратили в Маньчжурию. Скажи, что здесь меня держали семь месяцев в команде, пока я не согласился стать смертником. Я должен умереть за то, что попал в плен к русским, хотя меня послал к ним Танака, но я еще жив. Понимаешь ты, жив! — уже почти в отчаянии выкрикнул солдат.

— Тише, Васими! — прошептал Киоси. — Я схожу к твоей жене и к твоему брату и все расскажу.

— Что же нам без тебя делать? — вступил в разговор Канадзава.

— Вас семь человек, Сайто, — отозвался, Киоси. — Нужно, чтобы было семьдесят. Я верю, Сайто, что долго так продолжаться не может. В Токио я постараюсь найти тех, кто против войны, против дзайбацу.

Вечером после ухода Киоси на станцию Канадзава доложил дежурному, что хочет опробовать машину, выехал из городка и догнал своего друга.

— Садись, Киоси! Ты три года возил господина, побудь теперь сам господином, — предложил он.

Киоси отрицательно покачал головой.

— Дай я поведу сам, последний раз, чтобы она знала, что слушалась меня, а не майора, — возразил он.

Машина увозила Киоси от ставшего ему ненавистным места, где кровь русских, китайцев смешалась с горем и кровью забитого японского солдата.

На сопке у городка долго маячили тени обнявшихся, неподвижных фигур солдат, словно символ пробуждающейся от дурного сна Японии.

6

В начале 1943 года на Дальневосточном фронте произошли значительные организационные изменения. Прибывшие на Дальний Восток представители ЦК партии и Государственного: комитета обороны нашли нужным усилить фронт свежими войсками, заменить часть командного состава офицерами западных фронтов, развернуть новые формирования. Затронули эти изменения и разведывательную батарею, которую переформировали теперь в дивизион. Командиром дивизиона назначили Рощина, заместителем по политчасти — Бурлова.

Возвращаясь из штаба армии в машине Николаенко, они заметили на дороге бойца.

Сбив на затылок ушанку, тот широко шагал и что-то пел. Боец будто только что вышел со склада вещевого снабжения: на нем была зеленая шинель с иголочки, до блеска начищенные сапоги и новый кожаный ремень.

Когда догнавшая его машина остановилась, он перестал петь, перешел на строевой шаг и лихо откозырял.

— Ко мне! — приоткрыв дверцу, крикнул Рощин.

Боец круто повернулся.

— Рядовой Земцов. Следую из госпиталя в часть! — доложил он и вдруг, узнав Рощина, радостно воскликнул: — Товарищ старший… Простите! Товарищ капитан! Не узнал голоса…

— Здравствуйте, Кириллович, — проговорил Бурлов, выходя из машины. — Дайте, я на вас взгляну, как отремонтировали.

— Здравия желаю! — расплылся в широкой улыбке Земцов. — По всем статьям отремонтировали. Теперь на границу: рассчитаться нужно кое с кем…

— Вы словно из магазина! — пошутил Рощин. — Скрипите, как новый… Садитесь в машину.

— Товарищ старшина побеспокоился — осторожна ставя вещевой мешок в ноги, пояснил Земцов. — Еще когда только начал ходить! В батарейном обмундировании, говорит, в другую часть не направят, и выслал наше обмундирование.

Рощин переглянулся с Бурловым. Федорчук в последнее время был назначен старшиной батареи. К своим новым обязанностям Кондрат Денисович приступил так, словно бы всю жизнь только и делал, что хозяйничал в батарее. Но, выходит, многого еще не знали ни комбат, ни его заместитель о старшине.

Земцов жадно расспрашивал о жизни на батарее.

— Что у вас в вещмешке гремит? — поинтересовался Бурлов, когда машину подбросило на ухабе, и боец испуганно