5

В перестрелке с отрядом Ким Хона майор Танака потерял восемнадцать жандармов, лишился всех заложников и по приказу полковника Хасимото был отстранен от должности. Несколько дней он без дела слонялся в Муданьцзяне, затем был направлен в распоряжение начальника главной военной миссии.

В Харбин майор прибыл вечером и застал в управлении только адъютанта начальника военной миссии капитана Маедо, с которым был хорошо знаком. Капитан отнесся к нему доброжелательно.

Выслушав майора, он ознакомил его с приказом о назначении начальником охраны тюрьмы в отряде генерала Исии и посоветовал остаться на ночь в Харбине, хорошо провести вечер, а на утро обещал машину до Пинфаня. Подумав, майор согласился.

Когда они уже направились к выходу, майор вдруг вспомнил о пакете полковника Хасимото, адресованного генералу Карцеву, и недовольно поморщился. Но адъютанта это даже привело в восторг.

— Это гостеприимный дом, майор Танака. Я с удовольствием пройду с тобой. Там очень хорошие девочки, — многозначительно заключил он.

Особняк генерала Карцева находился на Казачьей улице. Его окружал небольшой живописный парк.

Капитан Маедо, очевидно, часто бывал в доме, так как через несколько минут после прихода его говорок и оживленные женские голоса доносились уже из комнат.

Карцев принял Танака в своем кабинете. Генерал был в теплом халате, под которым виднелся камзол. Лицо старика выглядело встревоженно.

— Милости просим, милости просим! — елейно пропел Карцев, но глаза его оставались холодными.

Просмотрев пакет, генерал нахмурился. Хасимото предупреждал его, что на следующий день он должен быть в Муданьцзяне, где полковник будет передавать его отряды в состав японских дивизий. «Сошлюсь больным, пускай полковник Ермилов едет», — решил Карцев и сразу повеселел.

Майору он любезно предложил остаться на ужин, провел в комнаты и представил свою супругу и старшую дочь Натали…

Натали провела Танака в довольно большую библиотеку, две стены которой от потолка до пола были увешаны картинами.

— О-о, здесь собраны все картины русских пейзажей! — искренне удивился майор.

— Нет, господин Танака, здесь собраны жалкие крохи, — возразила Натали. — Папа говорит, что эти картины только отдаленно напоминают истинную прелесть русской природы.

— Это справедливо: дикая природа очаровательна, — согласился Танака.

— Вы строгий судья, Танака-сан! — обворожительно улыбнулась Натали, хотя чванливость майора и смешила немножко ее. — Мы любим Русь. Ее дикая природа дала миру Пушкина, Чайковского, Репина, — повторила она слышанные когда-то от полковника. Ермилова слова. Заметив на лице Танака, пренебрежение, Натали сейчас же добавила: — Возможно, это не то, что дала миру ваша страна.

— О да! Наша страна — колыбель нового Мессий! — с надменностью заключил Танака. — Пушкина, Чайковского признает славянский мир, не знакомый с высшей культурой. Миссия цивилизации Востока возложена на Японию!.

— О боже! Скорее бы наступила эта пора! — томно вздохнула Натали. — Тогда вы, очевидно, забудете о нас? — грустно спросила она. — Будете пренебрегать…

— Не всеми, — заверил Танака, ощущая близость Натали. Он взял ее за локти и властно привлек к себе… — Не всеми! — повторил еще раз.

Воспитанная на вульгарных романах светской жизни, перезрелая Натали благоговела и трепетала перед всем, в чем видела власть. Сейчас она была просто в восторге.

За дверями послышались быстрые шаги. Натали резко отстранилась от майора.

— Господа, ну что же вы уединились? — капризно спросила появившаяся в дверях сестра Натали Варенька.

Семнадцатилетняя Варенька в доме была предметом общего внимания. Отец не чаял в ней души и баловал, она вызывала на его лице улыбку даже в самые мрачные минуты. Мать видела в ней не только дочь, но и будущий капитал. Для Натали сестра представляла изящную редкостную безделушку, которой можно привести в восторг гостей. И только слуги видели в ней «душевную барышню».

Сама же Варенька не задумывалась над премудростями жизни. Она вставала с первыми звуками в доме, убирала вместе с прислугой комнаты, кормила рыбок в аквариуме, ежедневно навещала своего крестного отца генерала Ермилова и безраздельно хозяйничала в его доме.

Сейчас Варенька появилась в простеньком домашнем платье, с обиженно удивленными глазами и капризно надутыми губами.

— Вы слишком солидно проводите время! — все так же плаксиво проговорила она. — Капитан Маедо уже проиграл мне две партии в пинг-понг.

— Проводи господина Маедо в детскую и покажи ему свои игрушки, — с иронией подсказала Натали.

Варенька вспыхнула и, не сказав ни слова, вышла.

Через несколько минут она шумно ворвалась в комнату матери.

— Ой, мама! — стыдливо спрятала она лицо на ее груди.

— Что, дочка, что? — обеспокоилась Карцева, отставляя в сторону свою шкатулку с бумагами.

— Он — нахал! — выдохнула Варенька.

— Кто — нахал, дочка? Что ты?

— Капитан Маедо… Он притиснул меня в детской к горке, — прошептала Варенька.

— Почему же он нахал? — возмутилась Карцева. Он оказывает тебе внимание. Где он?

— Там, — неопределенно отмахнулась Варенька.

— Идем, глупая девчонка, — уже смело проговорила мадам Карцева, дернув испуганную Вареньку за руку.

Они прошли зала, заглянули в детскую, но Маедо нигде не было.

— Видишь, что ты наделала! — ворчала мать, — Где Натали?

— В библиотеке, с господином Танака.

Они прошли к библиотеке. Прислушавшись, мадам Карцева приоткрыла дверь, но сейчас же захлопнула ее обратно.

— Слава тебе господи! — молитвенно прошептала она. Варенька смотрела на нее изумленными глазами.

В отряд Исии майор Танака попал утром. Служебные формальности, проверка жандармского отделения и караульной команды заняли немного времени. Остаток дня он посвятил осмотру тюрьмы и знакомству с заключенными. Тюремным корпусом майор был восхищен, но заключенные вызывали раздражение. Обычно Танака встречал в их взглядах ненависть, трусость, мольбу — какие-то признаки проявления жизни, и это вызывало в нем бурные эмоции. Здесь же этого не было. Заключенные были медлительны, апатичны. И только у последней двери сопровождавший его фельдфебель предупредил:

— Здесь содержатся не пригодные для опытов нарушители порядка. Нужна охрана, господин майор, так опасно.

— Открывайте! — недовольно прервал майор, прищелкнув стеком по голенищу сапога.

В камере стоял полумрак. В углу, на низком помосте, сидело двое: плечистый, большеголовый, совершенно седой русский и худой, с длинными смоляными волосами и редкой небольшой бородкой китаец. Рядом с ними, на истертой циновке, лежал длинный, сухой мужчина. Его ноги в изорванных и перетянутых бумажным шпагатом сапогах, свиснув с помоста, доставали пол. Если бы не тяжелое дыхание и открытые глаза, его можно было бы принять за мертвеца.

— Смирно! — выкрикнул фельдфебель, останавливаясь у дверей и пропуская майора вперед.

Повинуясь команде, двое медленно встали. Бегло взглянув на них, майор остановил взгляд на лежавшем и что-то спросил фельдфебеля. Но лежавший вдруг тяжело приподнялся, его глаза вспыхнули жгучей ненавистью.

— Майор Танака! — казалось, задыхаясь от радости, выдохнул он. Его обросшее почерневшее лицо перекосила страшная гримаса. — Майор Танака!

Танака от неожиданности и