Шрифт:
Закладка:
31 августа они вступили в бой с 20-й фашистской бронетанковой дивизией в Мге и с фашистской 122-й пехотной дивизией, занявшей Ивановское и Павлово в устье реки Мга. Первая атака войск НКВД под командованием Донскова была успешной, 1 сентября фашистов из Мги выгнали. Но 2 сентября немцы ввели в бой крупные силы 39-го моторизованного корпуса, а также 1-го и 28-го армейских корпусов 16-й армии. Уже к этому времени и немцам и русским стало ясно, что Мга – ключ к окружению Ленинграда.
Превосходство немцев было слишком велико. Вопрос, вскоре вставший перед советскими войсками, состоял уже не в том, чтобы удержать или вернуть Мгу, а в том, чтобы не дать немцам форсировать Неву.
Этой задачей занялся полковник Бычевский. Как удержать позиции на Неве и не дать фашистам переправиться через нее? Решающую роль здесь должен был сыграть железнодорожный мост в Островках на полпути между реками Тосна и Мга. Если бы нацисты захватили этот мост, они моментально переправились бы через Неву и рассекли тыл советских войск; тогда они могли бы, пройдя всего 72 километра, соединиться с финнами и взять в клещи Ленинград. Если бы немцы даже небольшими силами форсировали мост или реку, вряд ли защитники Ленинграда смогли бы предотвратить полное окружение Северной столицы. А затем и ее неизбежное падение, и возможность для Гитлера осуществить свой стратегический план: с севера нанести массированный удар, чтобы с тыла окружить Москву.
Утром 30 августа этот мост не давал покоя полковнику Бычевскому, который всю ночь пытался получить достоверные сведения о положении на фронте. Это было нелегко потому, что обстановка быстро менялась. Части НКВД приближались к району Мги, а 168-й дивизии было приказано занять позиции на Ижорском рубеже восточнее Колпина.
За ночь Бычевскому не удалось увидеть командующего Ленинградским фронтом генерала Попова, тот непрерывно совещался с Верховным главнокомандованием и специальной комиссией Государственного комитета обороны.
Лишь утром Бычевский вошел в кабинет Попова. На столе генерала – стакан чернильно-черного кофе. Бычевский уловил в воздухе слабый запах валерьяновых капель, традиционного в России успокаивающего средства.
Когда в кабинет вошел Бычевский, Попов проворчал: «Что вам нужно? Только собрался побриться!» Он провел рукой по давно не бритой щетине и скривился, как от зубной боли. «Ситуация вам известна, – сказал он резко, – приказы вы знаете, давайте работать!»
Бычевский сообщил, что хочет поехать к Неве посмотреть, как обстоит дело с железнодорожным мостом в районе Островки – Кузьминки. «У нас там есть войска?»
Попов ответил, что командующим районом назначен генерал Степанов и что северный берег Невы должны занимать части народного ополчения, а к южному должны подойти 168-я дивизия и части НКВД под командованием полковника Донскова.
«А как насчет моста?» – снова спросил Бычевский.
«Ну, конечно, готовить к взрыву», – прервал его Попов.
Последовала минута молчания, а затем Попов сказал: «Вы о переменах слышали? Государственный комитет обороны назначил маршала Ворошилова командующим фронтом, а меня начальником штаба».
Почти сразу Бычевский отправился к внушавшему тревогу железнодорожному мосту, взяв с собой своего заместителя Пилипца и отряд саперов под командованием лейтенанта Рубина.
На северном берегу Невы, от района Порогов против устья реки Тосны до Шлиссельбурга, войск практически не было. Бычевский нашел только зенитную батарею и при ней моряков-балтийцев, собиравшихся ее использовать в качестве полевой артиллерии.
Никаких войск Бычевский не заметил и на южном берегу Невы, хотя слышал отдаленные звуки боя.
Железнодорожный мост никто не охранял. Когда прибыли саперы, Бычевский сразу приказал им перерезать металлические фермы моста, заминировать все подступы. Как он лаконично отмечает, «меры были приняты вовремя. На следующий день у Невы появились немцы, и как раз в районе разрушенного моста».
Вполне возможно, что взрыв моста саперами Бычевского спас Ленинград. Ведь 39-му немецкому корпусу под командованием генерала Рудольфа Шмидта специально было поручено обеспечить сохранность этого моста, у него была специальная диверсионная группа из так называемого Бранденбургского полка, которая должна была вклиниться сзади расположения русских и захватить мост до того, как он будет разрушен. Своевременные действия Бычевского сорвали этот план. 39-й корпус не имел понтонного моста в своем резерве. И вместо того чтобы пытаться форсировать Неву, 39-й корпус двинулся на север к Шлиссельбургу по берегу Невы.
Но кольцо вокруг Ленинграда надежно сомкнулось.
В.М. Ганкевич, командир, бывший спортсмен, посланный в Мурманск для проверки лыжного оснащения 14-й армии, выполнив задание, возвращался в Ленинград. Поезд привез его в Волхов, а дальше не шел. Желающим добраться до Ленинграда пришлось идти пешком. Расстояние – 120 километров, путь обходной, опасный – на север к Старой Ладоге, затем через каналы Старой и Новой Ладоги на запад. Каналы тянулись параллельно берегу озера, через Шлиссельбург в Ленинград.
Ганкевич решил попытаться дойти пешком, отправился в сумерках и в пути нагнал моряка лейтенанта Александра Радченко. Тот не спешил вступать с Ганкевичем в дружбу, пока не узнал, что это командир, спортсмен, тоже пытающийся добраться до Ленинграда. Они объединили усилия и вместе пошли сквозь ночную тьму. Всю ночь слышны были отдаленные звуки артиллерийской канонады. На дороге почти не было движения, но случайно встретился грузовик. А когда подошли к речной пристани Старая Русса, послышался женский плач. В зале ожидания в углу лежал мертвый человек, накрытый пледом, а рядом плакала женщина. Оказалось, что это был Александр Ильин-Женевский, один из руководителей революции большевиков 1917 года, партийный агитатор, бывший дипломат, видный шахматист. А плачущая женщина – его жена. Они находились на барже, которую буксир тянул через реку Волхов, когда немецкий летчик сбросил бомбу на судно: Ильин-Женевский погиб, остальные пассажиры чудом спаслись.
Ганкевич и его спутник позаботились о похоронах, утром Ильина-Женевского похоронили на кладбище в Старой Ладоге на берегу реки Волхов.
А командиры снова отправились в путь. Километрах в 16 от Старой Ладоги им стали встречаться советские танки, пехота, иногда они попадали под обстрел. Совершенно измученные, они добрались наконец до канала Новой Ладоги. Плыть Ганкевич почти уже
