Жрецы помоложе торговали священными печеньями – первым подношением, которое должен был сделать каждый вопрошающий. Местные пастухи продавали овец и коз – второе подношение, совершавшееся уже на алтаре.

Само святилище затмевало красотой убранства все, что доводилось повидать Неоптолему прежде – даже в Трое. Его украшали скульптуры и картины, созданные руками куда более искусными, чем у любого смертного: вот Геракл обезглавливает Гидру блестящим серпом, а вот Беллерофонт пикирует на Пегасе к Химере, а тут боги сражаются со змееногими гигантами. На фронтоне шесть золотых птиц с женскими лицами растягивали в улыбке приоткрытые губы, словно собираясь запеть. Глазу негде было отдохнуть – все сияло, переливалось, мерцало и приковывало взгляд.

Каждому смертному судьба готовит свои испытания. Пока Неоптолем дожидался приглашения внутрь храма, начали приводиться в исполнение планы богов. Потомку Эака было суждено навеки остаться в Дельфийском святилище и надзирать из отведенного ему подземного чертога за процессиями, сгибающимися под тяжестью даров. И вот теперь Аполлон готовился надеть ярмо обязательств на шею Неоптолема. Молодой жрец жестом пригласил Неоптолема подойти к алтарю, где жрец постарше уже разделывал купленную вопрошателем поутру овцу и делил на порции: часть Аполлону, часть жрецам, часть самому Неоптолему, чтобы забрать и съесть со своими спутниками. Однако рукой с ножом двигала жадность – доли дарителя и бога оказывались подозрительно малы. Возмущенный несправедливой дележкой, Неоптолем перехватил запястье жреца, но ослеплявшая служителя Аполлона ненасытность взметнула руку с ножом – Неоптолем повалился на алтарь, сам став свежей жертвой.

Дельфийцы пришли в ужас. Неоптолема похоронили рядом с храмом и выстроили над его могилой усыпальницу. Там при каждой смене времен года они приносили в жертву овцу или козу, чтобы накормить его призрак.

Спутники Неоптолема вернулись в Молоссию с вестью о его гибели. Согласно его распоряжениям на этот счет, Гелен должен был жениться на Андромахе и получить трон. Супруги правили долго и счастливо, превратив город в новую Трою. Там они принимали и своего сородича Энея, направлявшегося в Италию. Гермиона же отправилась обратно в Спарту и вышла за своего двоюродного брата Ореста. С ним она наконец забеременела и родила сына Тисамена, в котором соединилась кровь обеих дочерей Леды и обоих сыновей Атрея.

{128}

Одиссей и Телемах

Одиссей отплыл из Трои вместе с остальными греками, но по морям скитался еще не один год после того, как все прочие вернулись домой. Десять лет волны носили его по всему свету, выбрасывая в невиданных землях и сталкивая с немыслимыми чудовищами. Одного за другим он растерял всех своих товарищей и до Итаки добрался после пережитых злоключений в полном одиночестве.

Почти все свои беды он навлек на себя сам. Он был сложным человеком – хитрым, изобретательным, отважно смотрящим в лицо опасности, но его одолевали жадность и спесь. Вскоре после отплытия из Трои он своим неосторожным хвастовством прогневал Посейдона, и тот бросил все силы моря на то, чтобы помешать Одиссею вернуться на родину. Однако кое-кто из богов, в первую очередь Афина, сочувствовал герою. Однажды, воспользовавшись тем, что Посейдон отлучился с Олимпа в Эфиопию принимать жертвоприношения, Афина попробовала вступиться за Одиссея перед Зевсом. Олимпийцы как раз обсуждали последнюю сенсацию в мире смертных: Орест вернулся в Микены и отомстил за убийство отца, расправившись со своей матерью Клитемнестрой и ее любовником Эгисфом.

– Эгисф был недоумок, – заявил Зевс. – Смертные любят обвинять нас в своих несчастьях, но здесь мы, наоборот, сделали что могли, чтобы избежать катастрофы. Мы отправили Гермеса предупредить Эгисфа, чтобы не соблазнял Клитемнестру и не убивал Агамемнона, но разве он послушал? И вот теперь пришел час расплаты – сын Агамемнона воздал ему за все.

– А что же тогда с теми, кто и вправду чтит наши законы и нас самих, не забывая приносить жертвы? – воскликнула Афина. – Они почему должны страдать? Одиссей сжег в Трое горы бычьего мяса в нашу честь, а теперь восьмой год томится на Огигии, в плену у Калипсо, которая хочет заполучить его в мужья. Он почел бы за счастье увидеть хоть завиток дыма над очагами родной Итаки. Неужели ты совсем его позабыл, отец?

– Разумеется, нет. Просто не хотел задевать Посейдона, которому Одиссей по-прежнему поперек горла. Но ты права, Одиссею пора домой, пусть Посейдон с этим смирится.

В серых глазах Афины зажегся огонек:

– Позволь мне отправиться на Итаку, рассказать сыну Одиссея, что нужно сделать к возвращению отца. Ты ведь пошлешь к Калипсо Гермеса с повелением отпустить пленника?

Не успел Зевс кивнуть в знак согласия, как Афина уже завязывала свои золотые сандалии. Промчавшись по склону Олимпа, она перелетела через сушу и море на Итаку, где приняла обличье тафийского торговца Мента, старого друга Одиссея. В доме царя она обнаружила толпы молодых благородных мужчин с Итаки и из соседних земель. Они ошивались там уже не первый год, убивая время в бесплодных попытках добиться жены Одиссея Пенелопы. Каждый день они собирались в большом зале Одиссеева дворца и располагались на всех имеющихся скамьях – пили, играли в шашки и пировали, истребляя припасы в кладовых и Одиссеевы стада. Не сразу разглядела Афина в этой толпе понурого Телемаха, сына Одиссея. Когда женихи только начали стекаться в их дом и осаждать Пенелопу, он был еще слишком мал, чтобы воспротивиться. Теперь ему было двадцать, и Афина намеревалась разжечь в нем решимость, которая понадобится ему, когда придется сражаться бок о бок с вернувшимся Одиссеем.

Увидев на пороге Мента, Телемах поднялся ему навстречу, поставил в угол удобное кресло – подальше от гомонящих женихов – и расстелил на нем узорчатую вышитую накидку, прежде чем предложить гостю сесть. Служанка принесла кувшин с водой, чтобы Мент ополоснул руки. Другие слуги подали хлеб, мясо и вино. Угостившись, Мент спросил Телемаха, кто все эти молодые люди и зачем они тут собрались такой толпой. Услышав объяснение, он рассвирепел:

– Телемах, позволь на правах старого друга твоего отца дать тебе совет. Найми крепкий двадцативесельный корабль и наведайся к Нестору с Менелаем – у них могут быть вести об Одиссее. Если услышишь, что он уже на пути к дому, выжидай: вдвоем вы сможете избавить дом от этих паразитов. Но если тебе скажут, что Одиссей погиб, построй усыпальницу и почти его память торжественной погребальной церемонией. Отдай мать замуж снова, а потом просчитай, как лучше всего расправиться с оставшимися претендентами – открыто или хитростью. Ты, наверное, уже слышал, какой славой покрыл себя Орест, отомстив за убийство отца? Ты тоже можешь добиться славы, если возьмешься за дело.

Телемах поблагодарил Мента и горячо просил его задержаться подольше, но преображенная богиня упорхнула, словно птица, к изумлению юноши. Тогда он понял, что с ним беседовал кто-то из богов, и сердце его преисполнилось отваги.

Вскоре певец, чтобы развлечь женихов, завел сказ об отплытии греков из Трои. Но, едва услышав его, из своих покоев спустилась Пенелопа, рыдая под мерцающей вуалью, и стала слезно молить его спеть о чем-нибудь другом – не напоминающем об Одиссее. Телемах укорил ее: пока отца нет, заявил юноша, хозяином в доме остается он, его сын, а значит, ему решать, кому и о чем здесь петь. А мать пусть возвращается за свой ткацкий станок. Пораженная непривычной властностью и решительностью сына, Пенелопа ушла к себе и рыдала там по Одиссею, пока Афина не смежила ее веки сном.

На следующее утро Телемах созвал знатных мужей Итаки на площадь для собраний. Когда они пришли, он высказал все, что думал о женихах, разоряющих его дом, и упрекнул старейшин, бездействовавших, пока женихи бесчинствовали во дворце. На это самый наглый из женихов, Антиной, захохотал издевательски:

– Ты не нас обвиняй, мальчик! Ты у своей матери поинтересуйся, почему мы до сих пор здесь, едим твоих свиней и коров. Это она обещала, что выберет одного из нас в мужья, когда закончит ткать саван для Лаэрта. Три года прошло, а савана все нет. Потом одна служанка