– Добро пожаловать, муж мой! – произнесла она. – Приди по алой дороге в мои объятия! Сколько раз я впадала в отчаяние, думая об этом дне! Сколько раз слуги вынимали меня из петли, которую я свивала, обезумев от горя! Сколько раз во сне я видела, как стрелы, копья и мечи превращают твое тело в решето! Но теперь мое самое заветное и неусыпное желание наконец исполнится!

– К чему эта помпезность, Клитемнестра? Она избыточна, совсем как мое затянувшееся отсутствие, – ответил Агамемнон. – Ты ведь не думаешь, что я и вправду буду гневить богов, топча драгоценность, попирать которую достоин разве что сам Зевс?

– Народ уже заждался своего царя. Тебе стоило бы напомнить людям, благодаря кому богатеет их край. Тот, кто не вызывает зависти, не вызывает и уважения! Не противься, муж мой, пройди по этому символу, который я ткала в надежде на твое возвращение.

Агамемнон пожал плечами, уступая, но все же нагнулся сперва, чтобы снять сапоги и хотя бы так смягчить гнев богов. Прошествовав по расстеленному перед ним великолепию, он босиком вошел во дворец.

Во дворе в окружении домашних слуг осталась дочь Приама Кассандра, которую Агамемнон привез вместе с остальными трофеями. Дрожа всем телом под палящим микенским солнцем, она упала на колени и заговорила, уставившись перед собой невидящим взглядом:

– Этот дом ненавистен богам, этот дом пропах кровью убитых родных. Дети рыдают по съеденному их отцом мясу, тянут к нему руки с зажатыми в них собственными кишками, в которых я читаю множество зловещих предзнаменований.

Ее снова затрясло.

– Я ведь не ошиблась? – подняв голову, спросила она у обступивших ее слуг. – Я прозрела клубок зла, скрытый в этом доме? Послушайте! Не медлите! Я и теперь вижу подлую тварь, которая пресмыкалась перед своим повелителем, а теперь собирается жалить его, как гадюка. Я и теперь вижу волка, который готовится слизывать кровь.

Кассандра поднялась и направилась во дворец, где уже скрылся Агамемнон, но остановилась в дверях.

– Вы глухи к моим предостережениям, – вновь обратилась она к слугам. – Так действует проклятие Аполлона. Я знаю, что иду сейчас навстречу своей погибели и мне ее не избежать, но вам я обещаю – возмездие грядет.

Через несколько мгновений из дворца донесся рев Агамемнона, зовущего на помощь. Перепуганные слуги только залепетали растерянно, но не двинулись с места. А потом огромные двери распахнулись, и все увидели торжествующую Клитемнестру, стоявшую с окровавленным топором в руках над телами Агамемнона и Кассандры.

– Дело сделано – его назвали бы мужским, но сделано оно было по-женски. Я ткала полотно, ступив на которое он навлек на себя гнев богов. А потом я, как примерная жена, приготовила ему ванну. Я, как примерная жена, подала ему чистую одежду, когда он вышел из воды, и когда он, мокрый, выпутывался из липнущего к телу полотна, я замахивалась и рубила, рубила, рубила. И эту я тоже зарубила, чужачку, которую он привез себе в наложницы. Десять лет моя дочь ждала, когда восторжествует справедливость, и теперь мое материнское сердце наконец бьется ровно и спокойно.

Из тени позади Клитемнестры выступил Эгисф, отирая брызги крови с лица. Он улыбался. Призраки его отца и братьев тоже наконец получили покой благодаря трудам этого дня. И теперь он мог занять принадлежащий ему по праву трон.

{124}

Возвращение Ореста

Много лет Эгисф вел тщательно продуманную игру. Сказавшись немощным, он не поехал с другими греками на войну искать славы, а воспользовался отъездом Агамемнона, чтобы соблазнить Клитемнестру. Потом он затаился, как паук в углу, дожидаясь возможности захватить трон. Жертвоприношение Ифигении стало для него неожиданным подарком судьбы: Клитемнестра сама кинулась ему на шею – так горячо она желала объединиться с кем-то, кто ненавидел Агамемнона такой же лютой ненавистью. Предприимчивая и изобретательная, она оказалась очень ценной союзницей, придумывающей уловки, которые Эгисфу даже в голову не приходили. У него внутри все пело, когда он смотрел, как полководец, уцелевший в десятилетней войне с троянцами, погибает в собственной ванне, спеленутый, как младенец. Самое прекрасное, что Клитемнестра взяла основную роль в этой расправе на себя, орудуя топором с яростью, которая Эгисфа восхитила и вместе с тем потрясла.

Теперь беспокоиться не о чем, думал он, если не считать одного упущения, которое терзало его, когда все-таки случалось нахлынуть тревожным мыслям. В день гибели Агамемнона исчез Орест. Эгисф подозревал, что это дело рук Электры, старшей сестры мальчика: она мешала Эгисфу с тех самых пор, как тот сошелся с Клитемнестрой, и ставила палки в колеса их замыслов где только возможно. После гибели Агамемнона она как с цепи сорвалась, рыдала и выла на его могиле и подстрекала к бунту всех, кто готов был ее слушать. Она уже давно вышла из того возраста, когда девушек выдают замуж, – теперь это была отчаявшаяся дева, озлобленная, осунувшаяся и угрюмая. «И что ее на этом свете держит?» – думал Эгисф.

Электру держала надежда на возвращение Ореста. Когда Эгисф пробрался в постель ее матери, Электра поняла, что жизнь отца в опасности и что после его кончины Оресту тоже не жить. И тогда Электра, взяв в союзники воспитателя брата, стала придумывать, как его спасти. Когда погиб Агамемнон, воспитатель схватил Ореста за руку и сбежал с ним из дворца. Через несколько дней они добрались до Фокиды, где их принял царь Строфий, друг Агамемнона. Он растил Ореста вместе со своим сыном Пиладом, и юноши стали друг другу роднее братьев. Но в Микенах долгие годы никто об Оресте слыхом не слыхивал.

Однако надежды смертных разбиваются о замыслы богов. Придя в очередной раз к могиле отца, Электра обнаружила на ней свежесрезанную прядь волос – подношение тени усопшего – такого же оттенка и густоты, как у нее самой. Пока она в недоумении стояла над могилой, из-за деревьев вышли двое – Орест и Пилад, прибывшие накануне в Микены. Как выяснилось, Аполлон устами Дельфийского оракула велел Оресту отомстить за убийство отца, хотя бы и ценой убийства собственной матери. А если он откажется, добавил Аполлон, скверна из тела убитого просочится сквозь землю и поразит тело самого Ореста проказой, а разум – безумием. Тогда он станет изгоем, его перестанут допускать к народным празднествам и к алтарям богов – так и будет он скитаться опозоренный и отверженный до самой смерти.

Втроем Электра, Орест и Пилад разработали план, воззвав о помощи к духу Агамемнона и к защитнику усопших Гермесу. Электра вернется домой и будет занимать Клитемнестру делами до наступления назначенного часа. Орест с Пиладом явятся как путники, якобы несущие вести о смерти Ореста, и, когда Эгисф примет их в тронном зале, они его убьют. Потом наступит черед Клитемнестры.

– Как прискорбно, – вздохнул Эгисф, пряча улыбку, когда гости объяснили, что их к нему привело. – Еще одно несчастье на этот невезучий дом!

Он отвернулся, протягивая руку за кубком вина, и двое вестников набросились на него. Все свершилось быстро и неприглядно.

Слуги закричали, зовя Клитемнестру, и она, примчавшись, спросила, что за переполох.

– Мертвые восстали и несут смерть!

– Вы говорите загадками, но, кажется, я знаю ответ. Принесите мне топор!

Поздно. Орест уже распахнул двери тронного зала.

– Твоя очередь, матушка. Ступай, возляг со своим любовником!

– Опомнись, сын мой! Неужели ты и вправду лишишь жизни ту, которая дала жизнь тебе? – Клитемнестра расстегнула пряжки, скрепляющие хитон на плечах, и ткань собралась складками на талии. – Пощади грудь, которая кормила тебя, когда ты был еще беззубым младенцем.

Орест в замешательстве опустил меч. Но Пилад не дал ему отступить.

– Вспомни Аполлонов оракул: отомсти за отца – или на тебя падет его проклятие!

– А если падет материнское? – прошипела Клитемнестра. – Те, кого я на тебя натравлю, разорвут твое тело в клочья, словно лютые псы.

Орест и без того разрывался на части от невозможного