А потом он завернул за очередной угол в запутанных коридорах дворца – и увидел ее. Это совершенно точно была Елена – не постаревшая ни на день, хотя красота ее все же несколько поблекла. Но, может, подумал Менелай, она просто меркнет на фоне всего этого варварского великолепия и кричащей роскоши. Ему невольно вспомнилась та, прежняя Елена, рассыпающая свой серебряный смех по золотому от солнца двору его дома. Он встряхнулся, отгоняя воспоминание, и снял шлем, чтобы она видела, кто перед ней. А потом, не сводя с нее глаз, вынул меч из ножен.

Елена выдержала его взгляд, гордо вскинув голову. А потом медленно отстегнула пряжки, скрепляющие ее хитон на плечах. Мягкая шерсть скользнула вниз, открывая грудь – все такую же упругую и идеально вылепленную, невозможно юную даже спустя годы. Перед глазами у Менелая поплыло, меч выпал из руки и звякнул о плиты пола.

– Возвращаемся, муж мой? – проговорила Елена.

{121}

Троянки

Когда греки хлынули в Трою, царь Приам погиб, приникнув всем телом к алтарю Зевса, – старика, не слушая мольбы о пощаде, убил Неоптолем. Рыдающую Гекубу в одежде, забрызганной кровью зарубленного на ее глазах мужа, воины Неоптолема поволокли в хижину, где собирали всех женщин царской семьи.

Искала защиты у богов и дочь Приама Кассандра – она кинулась в храм Афины и обхватила обеими руками статую богини. Когда-то Кассандру добивался сам Аполлон и, пытаясь завоевать ее расположение, наделил даром предвидения, однако царевна осталась непреклонной в своем намерении хранить целомудрие. Тогда уязвленный Аполлон проклял подаренную способность: пророчествам Кассандры перестали верить. Девушка знала, что ее брат Парис навлечет беду на город; знала она и о том, что скрывает в себе гигантский конь, но все предостережения, едва сорвавшись с ее уст, развеивались, словно дым по ветру.

И вот теперь локридец Аякс Оилид нашел Кассандру в храме Афины и разорвал одежду на несчастной девушке, вцепившейся в статую богини. Разъяренный тем, что она посмела сопротивляться, он ухватил ее за бедра и отрывал от статуи, пока наконец она не разжала руки. Тогда он бросил ее на пол и изнасиловал на глазах у своих воинов. Статуя, ужасаясь творившемуся у ее ног, возвела очи к небу.

Когда Аякс натешился, воины потащили Кассандру в хижину, куда уже пригнали ее мать с другими женщинами из царской семьи. Всех пленниц предназначали в услужение греческим военачальникам – одних в поля, других за прялку, третьих в наложницы. Кассандре было уготовано плыть с Агамемноном в Микены и мучиться там в его грубых объятиях. Тут-то и проявил себя в полную силу неумолимо жестокий дар Аполлона – Кассандра вещала обо всем, что провидела на этой далекой земле: смерть, смерть и еще раз смерть, пока Афина не перекроет эти темные реки крови.

Гекуба рыдала, оплакивая и себя, и Кассандру, и всех остальных троянок, жавшихся друг к другу в серых рассветных сумерках. Мужчины продолжали делить добычу, выбирая из тех, кого оставил им Агамемнон. За Андромахой, стоявшей в углу с Астианактом на руках, явились воины Неоптолема в сопровождении греческого глашатая Талфибия, который шел как-то странно, потупившись, не поднимая головы. За время войны он прослыл среди троянцев человеком порядочным, и, видя его теперь таким подавленным, вдова Гектора похолодела от страха.

Подойдя к ней, Талфибий поднял наконец голову и сообщил, что Астианакт с ней во Фтию не поплывет. Андромаха закричала в панике – неужели сын будет расти вдали от нее, невольником в чужом доме? Хуже, выдавил едва слышно Талфибий. Неоптолем повелел, чтобы сына Гектора – только потому, что он сын Гектора, – сбросили со стен Трои.

Андромаха прижала Астианакта к себе – нет, она не выпустит из рук этот крохотный колосок, этот цветок, который она родила и растила, это последнее оставшееся у нее счастье. Талфибий мягко накрыл плечи малыша ладонями – ребенку будет легче, сказал он, если мать не станет метаться и пугать его. Андромаха одеревеневшими губами коснулась гладкого лобика Астианакта и усилием воли заставила себя разжать руки. Хнычущего и недоуменно оглядывающегося на нее малыша унес Талфибий, саму Андромаху воины Неоптолема увели на корабль, милостиво скрыв от ее глаз и ушей происходившее на стенах. Андромаха умоляла своего нового господина позволить хотя бы похоронить сына как подобает. Неоптолем пожал плечами – дескать, поступайте как знаете. Талфибий подобрал крохотное тельце у подножия стены, омыл от грязи и отнес Гекубе. Неоптолем дал Талфибию царские покрывала из своей доли добычи, чтобы завернуть тельце, и огромный щит Гектора вместо гроба. Греческие воины наспех вырыли могилу и предали Астианакта земле на равнине, где сражался его отец.

Только одной из своих дочерей недосчиталась Гекуба в этой хижине – Поликсены, самой младшей и самой красивой. Где она, спросила Гекуба у Талфибия. Уже отдана кому-то из греков? Неужели ей даже попрощаться с матерью не позволят?

Талфибий ответил не сразу. Когда греческие военачальники начали делить добычу, из кургана, где покоился прах Ахилла и Патрокла, раздался гневный крик. Оторвавшись от дележки, греки увидели стоящий на вершине кургана призрак Ахилла, который, испепеляя их взглядом, требовал свою долю и угрожал остановить попутный ветер, если его обделят трофеями. Ему предлагали золото, котлы, треножники, покрывала; предлагали принести в жертву коней и собак, однако он требовал то же, что досталось им, – женщину, и не кого-то, а Поликсену, лучшую из дочерей Приама.

Поликсену привели к кургану, но она попросила позволить ей умереть с честью, как подобает троянской царевне. Неоптолем велел воинам отпустить ее, и она пала перед ним на колени, обнажив грудь, чтобы ему проще было ее заколоть. Неоптолем при виде ее прелестей замешкался, но потом вспомнил своего отца и перерезал деве горло.

На этих словах Гекуба упала без чувств. Талфибий поднял ее и велел идти – бывшую царицу Трои отдали Одиссею.

Но доплыть до Итаки Гекубе оказалось не суждено. Вскоре после отхода из Трои Одиссей остановился в Херсонесе Фракийском, где правил Полиместор. Некоторое время назад, когда стало ясно, что Троя обречена, Гекуба вверила заботам Полиместора своего младшего сына Полидора и отдала на хранение часть троянских сокровищ. Однако, услышав, что Троя пала, Полиместор убил мальчика, а сокровища присвоил. Теперь Гекуба отомстила за смерть Полидора, убив сына Полиместора на глазах отца, а потом выколола эти глаза. Когда корабли Одиссея вновь вышли в море и отправились дальше, боги превратили Гекубу в собаку – заскулив, она бросилась за борт и погибла в пучине.

Мало кому из троянцев удалось уцелеть. Греки пощадили Гелена, а также Антенора с сыновьями. В ту ночь, когда горела Троя, бежал из города Эней, спешно собрав всю свою семью: на закорках он нес своего отца Анхиза, одной рукой крепко держал ладонь своего маленького сына Аскания, а другой прижимал к груди статуэтки домашних богов. Его жена Креуса сначала поспевала за ним, но потом отстала и потерялась в дыму и суматохе. Втроем, вместе с немногими оставшимися троянцами они отплыли искать себе новый дом. Анхиз умер в дороге, но Эней с Асканием добрались после долгих скитаний до Италии и подготовили почву для основания Рима.

ЦИРЦЕЯ{15}

Возвращение

{122}

Атрей и Фиест

Семейное древо Агамемнона и Менелая представляло собой прогнивший ствол с корявыми перекрученными ветвями, дававшими порченые плоды. Корнем этой порчи был Тантал, когда-то разрубивший на части и сваривший в котле своего сына Пелопса, чтобы проверить, в самом ли деле богам ведомо все. Боги, прекрасно зная, что за угощение им подал радушный хозяин, приговорили преступника к вечным мукам в Тартаре.

Мойра Клото прилежно выловила из бульона все куски тела Пелопса и воскресила