На момент смерти и погребения Крылова он находился в Петербурге[1107], а значит, и вправду мог быть автором заметки в Journal des Débats. Однако против этого предположения говорит пиетет Полторацкого перед библиографией как наукой. О том, что он и в эти дни не изменил своей всегдашней скрупулезности, свидетельствует сохранившаяся в его архиве вырезка из Journal de Saint-Pétersbourg со статьей о похоронах Крылова, на полях которой он отметил: «Это не так. Императора там не было»[1108]. Маловероятно, чтобы педант, всю жизнь неустанно исправлявший чужие библиографические и фактические ошибки, сознательно способствовал распространению неверной информации, придумав небывалое «первое собрание стихотворений» Крылова и приписав перевод «Илиады» некоему Guigent[1109].

Между тем в эти дни в Петербурге находился другой человек, в котором можно с бо́льшим основанием заподозрить корреспондента Journal des Débats, – С. А. Соболевский. 23 августа 1844 года он возвратился из европейского вояжа, включавшего Францию[1110]. Как и Полторацкий, он имел связи среди парижских журналистов. Еще в 1827 году Булгарин в записке в III отделение причислял обоих к одной «либеральной шайке»; тех же взглядов Соболевский держался и в 1840‑х годах. Страстный библиофил и библиограф, но не такой фанатик точности, как Полторацкий, он был блестящим эпиграмматистом, обожал провокации и розыгрыши (неслучайна его многолетняя дружба с Проспером Мериме, одним из самых известных мистификаторов в области словесности)[1111]. Воспользоваться респектабельной французской газетой для того, чтобы в обход русской цензуры позубоскалить над отечественной газетной вампукой, – шутка вполне в его духе. Кроме того, в отличие от Полторацкого, он был не чужд сочинительства. Гротеск, налет абсурда и ироническая стилизация говорят в пользу версии о его авторстве.

На сегодня мы не располагаем данными, позволяющими окончательно разрешить вопрос о том, кто написал пародийный репортаж о похоронах Крылова. Был ли то Полторацкий или Соболевский, но передаточным звеном между автором и парижской газетой послужил, скорее всего, граф Адольф де Сиркур – французский историк и публицист, женатый на русской аристократке и, что немаловажно, легитимист и потому симпатизант самодержавия. И до того, и после он не раз помещал в различных французских изданиях свои статьи о России. Именно к его помощи несколько месяцев спустя прибегнет Вяземский, желая познакомить Европу с объявлением о сборе средств для сооружения памятника Крылову, текст которого от имени официального комитета сочинит он сам. 29 января 1845 года он напишет А. И. Тургеневу в Париж:

Посылаю тебе наше или мое объявление о памятнике Крылову. <…> Попроси Сиркура сделать извлечение из моей статьи и напечатать в «Journal des Débats»[1112].

Сиркур выполнит просьбу, и 6 марта в этой газете появится небольшая заметка без названия и без имени автора, в которой Вяземский будет охарактеризован как «весьма замысловатый и тонкий писатель», но, впрочем, не будет ни цитат, ни даже пересказа его объявления. Зато будет повторена эффектная (и недостоверная) деталь крыловских похорон, не так давно фигурировавшая в том же Journal des Débats.

Нам пишут из Петербурга:

…совсем недавно, когда почтенный старец Крылов сошел в могилу, сам Император, разделяя всенародную скорбь, пожелал возглавить похоронную процессию, в которой шло огромное множество людей[1113].

В первой половине 1840‑х годов Сиркур поддерживал переписку с Соболевским и, разумеется, так же мог помочь ему своими связями в редакции Journal des Débats.

Кто бы ни был автором заметки о похоронах Крылова, ее появление свидетельствовало о нарастающем в кругах русских интеллектуалов раздражении в адрес Уварова. В том же ряду – эпиграмма, сочиненная Гречем:

Враг Пушкина, приятель фон дер Фуру

Хоронит русскую литературу,

Крылова прах несет

И в гроб его медаль кладет.

Дай нам возможность, Боже,

Над ним скорее сделать то же[1114].

Греч тогда находился в Париже, и расстояние, отделявшее его от Петербурга, придавало ему смелости. Подробности участия Уварова в похоронах он явно черпал не только из газет: узнать о том, что министр был среди тех, кто нес гроб до могилы, можно было лишь от кого-то из очевидцев. Упоминание крыловской юбилейной медали также не случайно. Недавно, в 1843 году, памятная медаль была отчеканена по случаю 25-летия пребывания Уварова в должности президента Академии наук[1115], и в сцене воображаемых похорон ненавистного министра литераторы, видимо, кладут в гроб именно ее.

Но если ядовитый отклик Греча на похороны Крылова получил некоторую известность, то еще одно поэтическое резюме событий 9–13 ноября прошло незамеченным. По иронии судьбы, стихи на проводы самого русского из русских поэтов были написаны по-французски. 26 ноября на первой полосе развлекательного петербургского еженедельника Le Messager de Saint-Pétersbourg, издателем которого был уже упомянутый Эдуар де Сансе, появилась небольшая поэма в трех частях Kryloff[1116].

Стихи предварялись напыщенной преамбулой – видимо, редакторской, – собравшей все клише, которые уже много раз прозвучали в связи со смертью и погребением баснописца:

Прославленный старейшина нашей национальной литературы, неподражаемый фабулист, имя которого в России известно всякому умеющему читать и знаменито во всей Европе, этот bonhomme, проницательный и естественный, чьи наивные рассказы для многих поколений были сияющей, нежной утренней зарей, приобщившей их к жизни ума, был недавно отнят у страны, одним из ярких звезд которой он был, и у своих друзей, всерьез льстившихся надеждой еще долгое время быть рядом с этим восхитительным старцем – настолько он умел сохранить весь свой поэтический задор, весь небесный гений, ореол которого сверкал столь чистым блеском на протяжении более чем полувека!

Собственно поэма, датированная 13 ноября 1844 года, на первый взгляд тоже напоминает поэтическое переложение публикаций петербургских газет. Однако она вышла из-под пера очевидца и явно вдохновлена его личным переживанием.

Ее автор Огюст Лепа (Lepas, Le Pas, 1817–1876) – уроженец Бельгии, поэт, впоследствии получивший у себя на родине известность благодаря песням на его стихи и стилизациям средневековой поэзии. Приехав в Петербург еще в 1839 году, он с 1841 по 1860 год преподавал французский язык в женских учебных заведениях (в Сиротском институте[1117] и в Смольном), а также детям принца П. Г. Ольденбургского[1118]. В 1850‑е годы он будет с успехом читать в Петербурге публичные лекции по эстетике, французской литературе и искусству, однако и к русской истории и культуре он испытывал глубокий интерес. В том же 1845 году он