Шрифт:
Закладка:
Военачальник Нолофинвэ даже не напомнил про вынужденную необходимость почитать умерших героев за неимением и непризнанием живущих.
Кликнув слуг, Азагхал приказал принести клинок, и всё замерло в ожидании чего-то невероятного.
***
Музыка на площади звенела со всех сторон, и уйдя от весёлых танцев к медленной, чуть грустной мелодии, Туивьель подумала, что ей нравится чувствовать печаль и одиночество: если размышлять о плохом и не пускать в сердце обманчивое счастье, потом не будет до крика больно. Единственным желанием уже не один год было упасть в объятия избранника и разрыдаться, честно рассказав обо всём, что чувствует материнское сердце, когда от ушедшего в опасный путь сына перестали приходить вести, но химрингская леди не позволяла себе быть слабой.
Соплеменница Туивьель, подыгрывая себе на лютне, ходила вдоль торговавших тканями, шкурами и готовой одеждой мастерами, то появляясь, то исчезая в череде шёлка, льна и меха, и пела о надежде. На лицах слушателей расцветали улыбки.
— А знаешь, всё ещё будет!
Южный ветер опять подует,
И весну для нас наколдует,
И память перелистает,
И встретиться нас заставит,
И встретиться вновь заставит.
И не раз меня на рассвете
Губы твои разбудят.
Счастье, что оно — та же птица,
Упустишь — и не поймаешь.
А в клетке ему томиться
Тоже ведь не годится,
Трудно с ним, понимаешь?
Я его не запру безжалостно,
Крылья не искалечу.
Улетаешь — лети, пожалуйста!
Знаешь, как отпразднуем встречу?
Слёзы застыли на глазах, химрингская леди поспешила в сторону тишины, где совсем не звучала музыка, мельком заметив художницу, считавшую, что тёмная эльфийка заняла её место в жизни лорда Маэдроса. Наивная женщина, не понимающая, что ей, вероятно, повезло.
Около входа в башню с колоколом, откуда время от времени во всеуслышание рассказывались вести, сидел ногродский торговец амулетами и заготовками для них.
— Прекрасная леди, — заметив Туивьель и тут же перестав обращать внимание на остальных заинтересованных товаром горожан, гном почтительно поклонился, — у меня есть янтарь в латуни, который будет красиво смотреться на твоей шее.
— А применять свои руны умеешь? — спросила избранница лорда, посмотрев на пластинки из дерева, серебра, бронзы и мориона, расписанные зашифрованными в переплетениях штрихов и завитков посланиями.
— Сомневаешься в моих талантах, леди? — торговец посмотрел в глаза эльфийки, а потом — сквозь неё на танцующих в отдалении гуляк. — Задавай свой вопрос и смотри в чашу.
Медный сосуд с водой стоял между тремя фонариками с живым огнём, на дно поочерёдно упали несколько разноцветных кругляшей, и молчаливая просьба отозвалась призрачным видением.
Со всех сторон потянулось унывное пение, обволакивая призрачным коконом, усыпляя, заставляя терять ощущение опоры под ногами:
«Ветер ли старое имя развеял,
Нет мне дороги в мой брошенный край.
Если увидеть пытаешься издали,
Не разглядишь меня,
Не разглядишь меня.
Молви: «Прощай!»
«Арсель, — сказала кареглазая черноволосая дева в простой поношенной одежде, сидя около костра в пещере с низким потолком. — Где он?»
«Я уплываю, и время несёт меня
С края на край.
С берега к берегу,
С отмели к отмели,
Друг мой, прощай.
Знаю, когда-нибудь
С дальнего берега
Давнего прошлого
Ветер весенний ночной
Принесёт тебе вздох от меня».
Эльф с обожжённым лицом бросил в пламя ониксовую фигурку оленя.
«Ты погляди, ты погляди,
Ты погляди, не осталось ли
Что-нибудь после меня.
В полночь забвенья на поздней окраине
Жизни твоей ты погляди без отчаянья,
Ты погляди без отчаянья.
Вспыхнет ли, примет ли
Облик безвестного образа,
Будто случайного?
Примет ли облик безвестного образа,
Будто случайного».
«Он, по ту сторону огня», — сказал чей-то голос.
«Это не сон, это не сон —
Это вся правда моя,
Это Истина:
Смерть побеждающий,
Вечный закон —
Это любовь моя».
Видение растаяло.
— Хозяева мира умеют выстраивать барьеры, которые нашим чарам не преодолеть, — пожал плечами гном, видя, что ответа на вопрос леди не получила.
— Это и пугает, — выдохнула Туивьель. — Назови цену своей помощи.
Торговец-гадатель мило улыбнулся, развёл руками. Химрингская леди достала из кожаного мешочка серебряный мириан, осторожно положила в кубок для вознаграждений. Металлический кругляш звякнул, и в этот момент зазвонили колокола.
Среди торжественной переклички множества медных голосов на крепостной стене возникли три фигуры: два короля и лорд из обездоленного рода, однако именно он — лишённый наследия и утративший статус владыка — был тем, кому готовы были поклоняться за подвиги и силу.
Нельяфинвэ Майтимо Руссандол Феанарион, целую вечность не произносивший своих имён и не слышавший их от других, остановился на открытом балконе, с которого было удобно и стрелять и лить на врагов кипящее масло, при этом не подставляясь под стрелы, посмотрел на свой народ.
Стихавший медный звон всё ещё заполнял площадь, и лорд Маэдрос, старший наследник прославленного в Валиноре кузнеца и мастера меди Махтана ощутил прилив сил. Да, деда рядом не было, однако металл, с детства казавшийся неотъемлемой частью жизни, своим пением сейчас будто бы ознаменовывал возрождение из небытия всего ценного и важного, что казалось давно мёртвым.
— Мой народ! — крикнул Маэдрос, стараясь быть услышанным как можно большим количеством горожан. Скрип железа в голосе усилился, заглушая речь и раня горло, однако воцарившееся молчание сказало о главном: каждый на площади хочет услышать, что произнесёт правитель. — Друзья-Кхазад! Мы все здесь сегодня вместе, и это означает, что наша сила едина!
Вставший слева от брата король Поющей Долины осторожно применил чары, помогая Маэдросу быть услышанным. Азагхал, занявший место слева около бойницы, чтобы стена не мешала обзору, помахал рукой своим подданным.
Немногие эльфы в синем, рассеявшиеся по площади, тоже замерли и замолчали, смотря на химрингского лорда с почтением.
— Славная Битва отгремела немало вёсен назад, — говорил всё более воодушевлённо химрингский владыка, — и с тех пор путь в Белерианд для врага закрыт! Нашими совместными усилиями, братья и сёстры, мы сдерживаем его полчища, загнанные обратно за Железные Горы и запертые там. Мы! Все вместе! Нам есть, чем гордиться, и именно наша слава — это истинная честная слава тех, кто заслужил её своим
