Шрифт:
Закладка:
— Вот и не позорься, — жёстко произнёс Дарви, — снизь цены, перестань орать о себе из каждой двери и подходи к работе тщательнее. Иначе, боюсь, умрёшь не своей смертью.
— Вон отсюда! — снова схватился за наковальню мастер, и ногродский оружейник, смеясь и прихрамывая, вышел из кузницы.
Штора, расшитая гербами Белегоста, колыхнулась, из-за ткани выглянула сначала пухлая розовая стопа, поиграв мягкими пальчиками, потом — нога до колена, а лишь после этого — щекастое бородатое личико с маленьким вздёрнутым носиком.
— Чего хотел этот грубиян от моего пусика? — низким, но нежным голосом спросила гномиха, накручивая на короткий палец с перстнем каштановый локон.
— Завидует, — усмехнулся Телхар, отложив наковальню и взяв почти готовый меч. — Это Сияние Пламени! — похвалился мастер, демонстрируя почти законченную золотую гравировку на клинке и россыпь гранатов на рукояти. — Подарок истинному королю! А не этому Дурину, сыну Дурина, внука Дурина, правнука Дурина. Мой король могуч достаточно, чтобы сражаться именно таким мечом! Только представь: бежит на Азагхала войско орков и думает: «Счас этот бородач достанет свой топор…», а король — хоба! — обнажает сверкающий золотом и пурпуром меч! Орки от неожиданности рты пооткрывют, потому что примут его за эльфа, остановятся, тут наши братья их и перестреляют прямо в их гнилые пасти!
— О, мой, гений! — ахнула гномиха, показавшись из-за шторы целиком. — Ты лучший! В любом деле!
— Я знаю, — заулыбался Телхар, отложив оружие, готовясь применить иные инструменты. — Но ты можешь продолжать меня хвалить, Дисси.
И Дисси продолжила, а пламя в очаге разгорелось жарче, отразилось в гладко отполированном лезвии клинка, дорисовывая на нём недостающие узоры, а на стенах — силуэты-тени, потянувшие призрачные руки к металлу.
Сияние Огня щедро озарило алым серое погрузившееся в тишину подземелье, и тьме пришлось рассеяться, потому что на то была воля Рока.
Примечание к части Телхар от Алины Стрениной https://vk.com/photo-178818294_457239714
Что бы ни писали книжники, это наша победа!
Вокруг алого звёздного знамени, то утопавшего, то выныривавшего из густого белёсого тумана, закружились снежинки. Однажды первая метель принесла на своих крыльях весть об окончании Славной Битвы, и с тех пор каждый раз, впервые после летнего тепла покрываясь искристым одеялом, Химринг наполнялся особенной музыкой тишины, несовместимой с грохотом сражений. Горожане замолкали, вспоминая тех, кто не вернулся домой, на улицах и в домах зажигались свечи, и гордые взгляды серых, светло-голубых, зелёных и карих глаз с ненавистью устремлялись на север, к чёрным пикам Трёхглавой Горы.
«Морготовы рабы тоже смотрят на наши шпили и флаги, и страх заставляет их дрожать перед истинной несокрушимой мощью!» — порой звучали слова, и в подобные речи невозможно было не верить, однако любой разговор быстро замолкал, и погружённые в тишину красно-серые башни Химринга покрывал безмолвный белый снег.
Но в этот раз памятные дни решили провести иначе, и настоял на такой перемене гномий король-воин Азагхал.
В тот день в осадном лагере на Ард-Гален в очередной раз проверяли оружейные склады и погреба с припасами, поэтому большинство эльфов и гномов занимались исключительно бочками, ящиками, мешками и списками, однако некоторые всё равно продолжали тренировки с оружием, и Азагхал руководил своими подданными, упражнявшимися в метании топоров.
— Да! Вот так! — одобрил бросок молодого гнома король. — А ты слишком долго замахиваешься! — тут же раскритиковал он более зрелого воина. — Теперь лучше. Ещё раз давай!
Маэдрос, как часто делал, позвал троих своих бойцов и приказал двоим нападать с мечами, а третьему — стрелять. Хеправион стоял рядом и был готов в любой момент помочь. Вроде бы, всё происходило точно так же, как и всегда, однако Азагхал заметил в друге перемену, которая его насторожила. Увидев, как Феанарион пропустил очередной удар, который обычно отбивал, гномий король быстрым шагом подошёл к полю тренировочного боя и крикнул:
— Объявляю перемирие! Лорда Маэдроса срочно вызывает для разговора Эзбад Белегоста, Норгода и всего Хребта Славы — Азагхал Первый, Единственный и Неповторимый!
Феаноринг отступил, отдал клинок Хеправиону и, болезненно сведя брови, позволил оруженосцу отстегнуть с правого предплечья щит.
— Поговорить надо, аманэльда, — подмигнул правитель Кхазад другу, уводя его в сторону ближайшей дозорной башни. — Что случилось?
Маэдрос кивнул, согласившись непонятно с чем, стремительно взлетел по винтовой лестнице на смотровую площадку и привычно уставился на север, дав знак караульным отойти и не мешать беседе. Азагхал поднялся не столь быстро, в глазах гнома застыло непонимание и осуждение.
— Я повторяю вопрос, — настойчиво произнёс Эзбад.
— В том-то и дело, что ничего, — Маэдрос потёр плечо, рёбра справа, сделал долгий глубокий вдох.
— Послушай, — Азагхал подошёл ближе, попытался перехватить направленный на север невидящий взгляд, — ты здесь командуешь, и если твой народ поймёт, что их военачальник пал духом, война будет проиграна. Но я готов тебе помочь. Мы же друзья, эльф! В конце-то концов. Нельзя вечно молчать о том, что тревожит — однажды это тебя обессилит.
— Ты слишком прав, — рассмеялся одними губами Феаноринг. — Но что я тебе скажу? Что нет сил видеть этот проклятый Тангородрим, но и не смотреть туда не могу, потому что жду нападения? Что устал ждать, когда всё закончится?
— Все устали, — кивнул Азагхал, указав на воинов на равнине. — Они тоже устали, я вижу это в их глазах. Ждать — очень тяжело, но мы же знаем, что всё делаем верно.
— Это не так, — хрипловатый голос скрежетнул железом о сталь, — осада длится очень долго, за это время в землях Моргота должно было что-то произойти.
— Например, что? — гномий король хмыкнул. — Орки и разные другие чудища должны были расселиться по южному склону Железных Гор, чтобы мы их лучше видели и могли перестрелять
