Отступив, он опустил руки по бокам.

– Рад тебя видеть. Как я понимаю, с прошлого моего приезда дела идут в гору? – не то спросил, не то констатировал он и добавил с укоризненной ноткой: – Хотя, говорят, несколько недель назад ты устроил тут переполох?

– Я тоже рад, Эрефиэль. – И это так, пусть мне и недоставало его задора. – Не знаю, как вас за все благодарить.

Он отмахнулся от моей формальности.

– Брось ты. Это же для всех. Благополучие акар несет пользу и остальным. Взаимопомощь – залог успеха, а от вражды хуже обеим сторонам. – Тут он заметил мое уныние и нахмурился. – Что-то не так?

Слова встали в горле.

– Ерунда.

Почему просто не открыться?

– Пожалуй, я знаю, что поднимет тебе настроение, – сказал Эрефиэль, подходя к столу и вновь расплываясь в лучистой улыбке. – Поселение действительно процветает!

Я правда был признателен. То, что нам позволили держать кур и даже дойных коров, не говоря уже о небольших огородах, – немыслимая щедрость, о которой без Эрефиэля можно было не мечтать.

– Но это не все, – хитро стрельнул он глазами, выдерживая интригу.

Заговорщицкая нотка в голосе разожгла мое любопытство.

– Вот как?

– Мои успехи здесь и наше скромное, но многообещающее сотрудничество убедили совет не останавливаться на достигнутом и даже замахнуться на предприятие грандиознее.

– Какое?

Он посерьезнел.

– Вражеская орда действует все смелее и опаснее. Чего стоит только последнее сражение… Мы бы хотели, чтобы и акары встали на защиту этого края.

– Но мы ведь и так за вас сражаемся, – недоумевал я.

Эрефиэль помотал головой.

– Принудительный призыв – это не то. К тому же ваш потенциал растрачивают попусту, – а вот если взять кого-нибудь полноправным солдатом… Словом, это будет весьма полезный шаг. Как для вашей репутации, так и для нашей борьбы с захватчиком.

Чем-то эта задумка меня рассердила.

– Какая разница, если все равно придется сражаться насильно?

Нефилим виновато закивал.

– Да, прости, нужно было сразу пояснить. Я требовал для вас возможности призываться по доброй воле. Кстати, обязательный призыв будет отменен. Желающие запишутся в войско и получат шанс влиться в городскую жизнь. – У него загорелись глаза. – Понимаешь, о чем я, Хрома? Акары смогут стать почетными горожанами и жить в городских стенах!

Оттого, какую буйную картину рисовало его воображение, у меня пропал дар речи. Впервые в жизни я ощутил, что взрослею, – до того детскими были его грезы. Чтобы люди и акары жили бок о бок в мире и согласии? Вздор!

– Вам не кажется, что это немного наивно?

Генерал пожал плечами.

– Возможно, но даже если этому не бывать, на вас все равно взглянут по-новому, а значит, и условия вашей жизни улучшатся.

Я пожевал губу.

– Зачем нам убивать сородичей? Это не наша война.

– Хрома, земли Бравники уже давно стали вам домом. Не забывай, сколь многим мы вас обеспечили, – строго проговорил он. – Едой, кровом, вопреки всему, а теперь еще и дарим надежду на взаимовыгодное существование. Отступаться сейчас тем более непростительно. Как, думаешь, враг встретит вас, если прорвет оборону? С распростертыми объятиями? – продолжал нефилим. Я понурился. – Ты не знаешь, на что способна орда. Один акар, и то раненый, чудом не убил тебя в том лесу – а что будет, когда они все хлынут сюда?

Каждый его довод приходился точно в цель.

– Вы правы, – согласился я и прикинул, кого порекомендовать. – Возможно, Йута не откажется биться в ваших рядах?

Эрефиэль помотал головой.

– Если честно, мы надеялись на тебя.

Я вытаращился на него.

– Меня?!

Он кивнул.

– Ты – мостик между людьми и акарами. Будь первым в наших рядах, покажи, за что стоишь и как пылок, и сородичи сами последуют за тобой. Акар в нашей обороне станет еще больше.

Ну и ну!

– Вы уверены?

– Это наилучший выход. Сразу на фронт тебя, конечно, не отправят. Будет очень обидно, если ты погибнешь в первый же день. – Он лукаво подмигнул.

– Даже не знаю, что сказать.

– Скажи, что согласен.

Я помялся. И тут меня словно молнией разразило: а вдруг по ту сторону баррикад будет отец? Да, придется смотреть, как умирают мои братья, как их облачают в клерианские доспехи и на манер штандарта трясут ими перед носом сородичей-горцев… но надежда на заветную встречу в этот миг меня совсем охмелила.

– Согласен.

– Чудесно! – кивнул он с довольной улыбкой во все зубы. – В следующий мой приезд объявишь об этом лагерю. Пусть все считают, что ты изъявил волю сам. Это важно, поэтому о нашем разговоре – никому.

– При одном условии, – вставил я.

– Слушаю.

Всего миг я собирался, прежде чем обрести голос.

– Это касается одного из стражников… и моей мамы.

Глава сорок восьмая

Нора

Если для магии красок нужны чернила, а заклинатели тумана подчиняют себе Хаар, то откуда, вот вопрос, черпают силу Вдохновенные? Бытует гипотеза, что все произведения искусства вносят вклад в некий неприкосновенный запас творческой энергии, общий для всех людей, который якобы и подпитывает их. Чушь, право слово!

– Сказано заклинателем Гуриком во время лекции

Времени привыкнуть к костылю у меня было предостаточно. Я научилась отклоняться влево и вымеренными скачками прыгать на окрепшей, как никогда резвой ноге. Напрячь при этом хотелось даже пятку – а в обуви, как выяснилось, перемещаться еще труднее, ведь тогда пальцам не выходит поддержать веса. Сестры, конечно, были тут как тут, но их помощи я не принимала.

То, что мой военный путь окончен, негласно понимали все. Я об этом не заговаривала, и мать Мерильда с монахинями, по счастью, тоже.

Ничего, думала я, сначала нужно привыкнуть к новой жизни, а все остальное – потом. Карьера, может, и кончена, но моя борьба продолжается. Нужно искать выход.

Каждый мой шаткий опасливый шажок был сродни десятку обычных. Стиснув зубы, я что было мочи старалась не упасть. Мать Мерильда с обычной своей тройкой сестер преследовали меня хвостом, а на последней ступеньке ждала еще одна.

До чего раздражал этот конвой. Я чувствовала, как напряжены их опущенные руки, как сестры ждут очередного падения, чтобы сразу подбежать. Это так давило, так затрудняло задачу, что даже с двумя ногами мне бы пришлось нелегко.

Они, конечно, не зря в меня не верили. От прежней Норы осталась только половина, и та в любой миг могла решить, что с нее довольно, и сдать. Спасала только новая частичка моего «я», выпестованная с