— И ты считаешь это преимуществом?

— Надежда на сохранения своей чести всегда является преимуществом. Вот почему я и приехала в эти места.

— Также и я. Но даже здесь честь подобна хорошей семье: ты либо рождаешься в ней, либо надеешься, что она когда-нибудь будет твоей.

— Я не верю в это. И не поверю. Это выгодно только таким высокомерным ублюдкам как   Уилкенсоны и Тинлинги. И хотя они называют это честью, но это не настоящая честь.

— Настоящая честь?  Здешняя честь не более чем слова, которыми прикрываются эти высокомерные ублюдки, называя их настоящей честью. Существует ли то, что действительно является честью?

Они прекратили разговор, Марлоу с бутылкой на полпути к губам, и прислушались к внезапно усилившемуся шуму на палубе, который продолжался всю ночь, что-то заставляло мужчин кричать и выть. Все они были пьяны, празднуя свой удачный побег. Но на этот раз он был громче, и более продолжительным. Он поставил бутылку, вопросительно посмотрел на Элизабет, и она в ответ пожала плечами.

Он услышал шаги за дверью каюты, громкие, грубые голоса, банды мужчин, проталкивающихся к убежищу капитана. «Возможно, это мятеж», - предположил Марлоу. Он надеялся, что это так и было. Он надеялся, что его повесят.

Но вместо удара ногой в дверь раздался вежливый стук. Марлоу посидел еще секунду, затем встал и одернул жилет на место. — Заходите, — позвал он.

Дверь открылась, и вошел Бикерстафф. — Капитан, к тебе пришел джентльмен, — сухо сказал он.

«Джентльмен? Возможно, губернатор, или Финч, или кто-то из горожан».  - Марлоу вполне мог представить, что они скажут.

— Очень хорошо, проводи его сюда.  – На палубе шумно толкались и кого-то проклинали. Кем бы ни был посетитель, матросы грубо обращались с ним. Если бы это был губернатор, они вели бы себя немного повежливее.

Возбужденная толпа мужчин расступилась, словно порвавшаяся ткань, и джентльмен шагнул вперед. Глаза Марлоу расширились, рот приоткрылся. Он невольно сделал шаг назад, настолько он был потрясен, потому что посетителем оказался Джордж Уилкенсон. Без шляпы и парика, в грязной одежде, весь вспотевший от страха, он стоял в дверях большой каюты сторожевого корабля.

Вопросы крутились в голове Марлоу. Его глаза сузились. Он посмотрел на Уилкенсона.

Ему пришла в голову мысль, что он может повесить этого ублюдка прямо сейчас. Он был уверен, что стоило ему только произнести это слово, как его люди накинут на шею Уилкенсону уздечку и потащат его на рею. По крайней мере, он бы не попытался вмешаться, если бы они сделали это сами.  По выражению глаз Уилкенсона, Томас догадался, что и тому пришло это в голову.

— Входите, — сказал Марлоу, и Уилкенсон ввалился в каюту, подталкиваемый сзади. — Вернитесь на палубу, ребята! — крикнул Марлоу, и люди разошлись, корча рожи и воя. Бикерстафф закрыл дверь.

Они стояли там, трое мужчин и Элизабет, молча, глядя друг на друга. Наконец Марлоу заговорил.

— Это очень неожиданно.

— Я тоже так подумал.

— Что вам нужно?

— Я смиренно пришел просить вас прийти на помощь этой колонии. Вы…  вы и ваши люди - единственная сила в приливных землях, способная противостоять этим животным.

Марлоу пристально посмотрел на него. Он говорил правду. Это не было похоже на уловку. — Верно.  Вы пришли просить, чтобы я отдал свою жизнь и жизни моих людей, чтобы спасти образцовое поместье Уилкенсонов?  Это так?

Джордж сделал шаг назад и выглянул в большое кормовое окно огромной каюты. — Вон тот пожар, самый близкий отсюда, это горит поместье Уилкенсонов. Его уже не спасти.  Сейчас меня беспокоит остальная часть колонии.

— А вы знаете, кто эти — животные? Кто их капитан?

— Какой-то пират по имени Леруа, это все, что мне известно. И он здесь отчасти по вине моего отца.  Мне очень стыдно за роль моей семьи в этом деле. Если бы у меня осталась хоть капля гордости, я бы не пришел к вам, но ее у меня уже нет, и поэтому я готов признать, что вы и вы, — он кивнул Элизабет, — были подло и ужасно использованы мной и моей семьей.

Марлоу презрительно посмотрел на него, затем сел за стол и продолжал смотреть. Он не понимал, как, Джейкоб Уилкенсон мог быть причастен к появлению Леруа в бухте. Это была интригующая новость.  Он не знал, что сказать.

— Мой отец, я думаю, уже мертв, — продолжал Уилкенсон, — и, если вы сделаете это, если вы помешаете им убить кого-либо еще, тогда у вас больше никогда не будет проблем с моей семьей, клянусь вам.

Марлоу повернулся и уставился в окно, на пламя, охватившее, по-видимому, деревья, окружавшие дом Уилкенсонов. Единственное, в чем он был согласен с Уилкинсоном, было то, что у того вообще не было необходимости умолять Марлоу сделать то, что он поклялся сделать сам.  Если Уилкенсоны подло поступали с Марлоу, то и он с ними поступал точно также. Все они были одного поля ягоды -  Уилкенсон, Марлоу, Леруа. Финчи.

Он повернулся к мужчинам в своей каюте, и его глаза встретились с глазами Элизабет. — Что ты обо всем этом думаешь? — спросил он, как будто Уилкенсона здесь не было.

— Я думаю, что Джордж Уилкенсон — подлец, но то, что он сделал, придя сюда с такой просьбой к тебе, - это самый смелый поступок, который я когда-либо видела у таких людей.

— Хм-м-м. Что ж, возможно, ты права. Но он просит то, что я не могу сделать. Я не могу одолеть Леруа. И я не обязан вести на смерть своих людей, для защиты аристократов, которые вели себя так бесчестно.

Бикерстафф заговорил первым: — Ты, должно быть, помнишь, как-то спросил меня, в чем, по моему мнению, разница между простолюдином и человеком благородного происхождения.

— Я помню. Ты сказал, что у одного больше денег, чем у другого, и тот, у кого больше денег, тот и претендует на честь, хотя на самом деле она у них одинакова.

— Да, я так и сказал, и я думаю, что все, что мы видели в прошлом году, подтверждает это. Но это не означает, что к этой чести не стоит стремиться, даже если ты единственный в стране

Марлоу откинулся на спинку стула. Его взгляд переместился с Бикерстаффа на Уилкенсона, потом на Элизабет, а