Он перевел лошадь на шаг, когда из-за деревьев стали видны очертания огня дома Уилкенсонов. Дорога, по которой он ехал, шла примерно параллельно реке, почти прямо от дома Марлоу к дому Уилкенсонов. В последний раз он ехал по ней таким образом, когда они возвращались после сожжения табака Марлоу в пламени костра. Теперь вся его собственная семья, точно также пострадала от разрушительного действия пламени.

Он направил лошадь на длинную объездную дорогу, мимо дубов, к дому. Второй этаж обрушился. Вся усадьба больше была похожа на гигантский костер, чем на дом, и даже с расстояния в сотню футов он чувствовал порывы жара.

Он остановился и смотрел, как огонь поглотил единственный дом, который когда-либо был в его жизни. Он вообразил, что его отец где-то там. Его погребальный костер состоял из всего того, что три поколения Уилкенсонов пытались накопить в этом новом мире, из всех мечтаний о богатстве, которые впервые привели их за океан.

Джордж прикрыл глаза от пламени и посмотрел в сторону дома. Конюшня осталась нетронутой. Огонь не успел перекинуться через пятьдесят футов коротко подстриженной травы, отделявших его от главного дома. По крайней мере, это уже было каким-то облегчением, потому что лошади Уилкенсонов были единственным, что осталось на земле, что заботило Джорджа.

Он щелкнул поводьями по шее лошади, и животное направилось к конюшне, отступая робкими шагами от горящего дома и глядя на огонь широко раскрытыми от страха глазами. Под руководством менее опытного наездника лошадь бы уже убежала, но Джордж Уилкенсон обладал определенной властью над животными. Это всегда было одним из немногих предметов гордости для него.

У дальней стороны горящего здания он уловил какое-то движение, мерцающую тень на фоне желто-красного пламени. Он остановил лошадь. Там кто-то был, фигура метнулась прочь от дома. Он наблюдал за черным силуэтом мужчина, на фоне огня. Тот двигался быстрыми, отрывистыми движениями. Находиться так близко к огню должно было быть ужасно горячо.

А затем фигура бросила все, что она пыталась сделать, и помчалась прочь от пламени, к конюшне, но зрение Джорджа ухудшилось из-за того, что он смотрел в огонь, и он потерял ее из виду.

Он направил лошадь к ближайшей роще, соскользнул с нее и накинул поводья на молодое деревце. Затем он шагнул через лужайку туда, где исчез человек, его шаги по траве были почти бесшумны и заглушены потрескивающим огнем.

Наконец он увидел человека, стоящего прямо за дверью конюшни, сгорбившегося, сосредоточенного на том, чем он занимался. Джордж вытащил из-за пояса один из пистолетов Марлоу, прекрасное оружие, легкое и сбалансированное в руке, и подошел ближе.

Он подошел на пять футов к нему, прежде чем мужчина почувствовал, что он не один. Он повернулся, его лицо было освещено пламенем горящего дома.

— Какого черта… — Джордж не мог придумать, что еще сказать. Это был тот изворотливый человечек, которого Мэтью нанял управлять речным шлюпом. — Рипли…?

— О, мистер Уилкенсон…  — Крысиные глаза Рипли метнулись к пистолету, а затем к лицу Джорджа. Его язык высунулся и облизал губы.

— Боже, но разве это не ужасно, что они сделали? — продолжил Рипли, кивая на горящий дом, не сводя глаз с Джорджа. — Я говорил вашему отцу: — Вы не должны иметь никаких дел с этими пиратами, — но ваш отец не стал ничего слушать.

— Где они? Пираты.

— Думаю, они вернулись на свой корабль. Бросили якорь рядом с домом Финча, у острова Хог. Рипли полуобернулся и указал на поле. Он пытался казаться очень полезным.

— Что ты здесь делаешь?

— О, ну, когда я услышал, я пришел посмотреть, не могу ли я помочь чем-нибудь, может быть, защитить это место. Я не думал, что так получится, но я опоздал. Я… ах… я пытался сохранить все, что мог, я вот собрал здесь кое-что, пытаясь сберечь для вас, миссис Уилкенсон и остальных, чтобы вы не потеряли все…

Взгляд  Джорджа переместился на ноги Рипли. На траве лежала попона, полу -завязанная в узел. Из него высыпались разные серебряные сервизы, старинные часы с золотой инкрустацией, пара фарфоровых чашек.

Джордж посмотрел на Рипли, пораженный глубиной развращенности этого человека: — Ты что пришел грабить? Ты грабишь мой дом!

— Нет, нет, я пытался спасти кое-что от этих гребаных пиратов, прошу прощения…

Джордж поднял пистолет, пока он не навел его на лоб Рипли, стоящего всего в трех футах от него. Рипли сделала неуверенный шаг назад, и Джордж взвел курок.

— Нет, мистер Уилкенсон, я только хотел…

Эти слова, этот жалкий, лживый протест были последними словами бывшего пиратского квартирмейстера Иезекииля Рипли. Джордж нажал на спусковой крючок. Пистолет дернулся в его руке, и сквозь дым он увидел смутную фигуру Рипли, отброшенную назад, на траву с раскинутыми руками.

Пистолет упал рядом с Джорджем. Он сделал несколько шагов вперед и посмотрел вниз на земные останки Рипли, распростертые мертвые глаза, уставившиеся в небо. Как и у Мэтью.

Он много раз думал об этом моменте, каково было бы убить человека. Он всегда представлял себе ужас, отвращение, вину. Но он ничего этого не почувствовал. Просто смутное любопытство, не более. Ему стало интересно, чувствовал ли такое Марлоу после того, как пустил пулю в Мэтью. Казалось, он никогда не испытывал чувства вины или каких-либо угрызений совести.

Джордж встал над телом и перезарядил пистолет. Казалось вероятным, что она понадобится ему еще до того, как закончится ночь. Он вошел в конюшню, широко распахнув ворота, а также открыл все двери стойл. Если бы конюшни действительно загорелись, лошади не смогли бы выбраться.

Затем он вернулся в рощу, нашел лошадь Марлоу, сел на нее и поехал к полям. Он остановился, чтобы в последний раз взглянуть на тело Рипли. Он по-прежнему не испытывал никаких чувств. Он коснулся бока лошади пятками и направился по следам пиратской орды.

Следовать за ними было достаточно легко. Тропа была усеяна горящими зданиями и метками в виде брошенных бутылок и награбленного, потерянного или брошенного на дороги, которая шла вдоль реки. Мельница почти исчезла, как и дом Пейджей и дом Нельсона. Огонь, наконец, догорел, пламя сожрало все что было можно из дерева, отделки и ткани, пока не осталось ничего горючего.

В доме Финча было почти темно, только кое-где проглядывались оранжевые тлеющие угольки — пятнышки