Джордж чувствовал знакомый запах сгоревшего дома, слышал треск горящих бревен, но здесь уже снова застрекотали сверчки, а еще он уловил запах леса и грязи у реки. Природа уже возвращалась в свое естественное состояние.

Он остановился и посмотрел на остатки дома Финчей. Он вспомнил, сколько раз он танцевал в этих комнатах, или играл в пикет или вист, или садился обедать с соседями. Что бы они сделали сейчас?  Что бы делал любой из них?

Он развернул лошадь и поскакал к воде. У него не было плана, он даже не знал, зачем пошел за пиратами. Казалось, давно у него не было рациональных мыслей; ночь состояла из чувств, инстинктов, впечатлений, толкавших его вперед без какого-либо сознательного решения.

Наконец, он подошел к кромке воды. Он увидел место, где пираты сошли на берег, грязь и траву, вытоптанные множеством ног, длинные канавки, прорезанные к воде, там, где вытаскивали лодки.

В этом месте река Джеймса была шириной почти в милю. Джордж мог только разглядеть мачты кораблей, казалось, их было больше одного на фоне ночного неба, но их корпуса терялись во тьме.

Он долго просто сидел, глядя на темные костяные мачты с тем же болезненным равнодушием, с каким смотрел на мертвое тело Рипли и на круглую дыру у него во лбу. Любой, кто слышал о том, как он собирался судиться с Марлоу, подумал бы, что это акт отрешенного смирения, но это было не так. У его семьи теперь не было ничего, ничего, кроме своего доброго имени, и если Леруа доживет до того, чтобы рассказать о связях его отца с пиратами, то и этого тоже не будет. Ему нужно было уничтожить Леруа, и он надеялся и молился, чтобы если не он, то Марлоу смог бы это сделать.

Его взгляд переместился на группу кустов на берегу в двадцати футах от него. Он знал, что за кустами найдет каноэ. Финчи держали его там в течение многих лет, чтобы использовать для рыбалки или другого отдыха. Он снова посмотрел на пиратов, потом снова на каноэ. Мог ли он что-нибудь сделать, чтобы ускорить уничтожение пиратов?

Инстинкт, руководивший им в ту ночь, заставил его спуститься в кусты, спешиться и убедиться, что каноэ все еще там, а весло все еще лежало на месте. Он посмотрел в сторону пиратских кораблей. Он понятия не имел, что он может сделать.

Он почувствовал, как его пронзила искра страха и паники, но в этом было что-то восхитительное, что-то волнующее и спасительное. У него не было мыслей о смерти, потому что он больше не думал о жизни. Он был разорен, он был унижен, он был частью семейного клана, который обрушил несчастья на колонию. Он был такой же сгоревшей оболочкой, как дом его семьи.

Он столкнул каноэ в воду, точно так же, как он и мальчишки Финчи делали это много раз в прошлом. Он осторожно влез в лодку и нашел равновесие, затем окунул весло в реку и двинулся на другой берег.

Глава 34

Они ощупью спускались по реке Джеймс только под фок и грот-марселями, как слепой калека с раскинутыми руками, пытающийся держаться на середине моста На фок-мачтах, по левому борту и с правого борта опытные матросы управляли канатами, их тихие команды передавались на корму по всей длине палубы матросами, стоявшими у орудий.

Марлоу стоял у перил квартердека. Он видел только лицо человека внизу, кричавшего: -  Четыре с половиной четыре… четыре ровно ...  — Дымная мгла висела над деревьями и рекой и несла с собой резкий запах беспричинных разрушений. Он заслонял собой большую часть естественного света от луны и звезд, из-за чего Марлоу было намного труднее вести свой корабль и людей в бой.

Он посматривал на обе стороны. Он не мог разглядеть далеких берегов, но знал этот участок воды достаточно хорошо, чтобы понять только по глубине, что они плывут по центру реки. Это, а также зарево сгоревших домов, стоящих подобно маякам на северном берегу, подсказали ему, что они приближаются к врагу.

.

Он тупо смотрел на пламя в полумиле от него. Дом Уилкенсона. Он считал, что все, что он должен был почувствовать; -  восхищение, удовлетворение, наслаждение местью, -  обрадует его и приведет в восторг, и задался вопросом, почему этого не произошло. Он слишком устал, - заключил он, -  слишком устал от всего этого и слишком напуган тем, что должно было произойти.

— Марка три и три… — произнес мужчина внизу.

Вода мелела, а это означало, что они приближались к острову Хог. Марлоу повернулся к Рейкстроу, который стоял в десяти футах от него. — Мы выравниваем курс, проследите за этим, — и когда первый помощник сделал это, он приказал рулевому: — Поверни на три румба.

 «Плимутский приз» повернулся влево, что было не особо заметно, за исключением изменения положения костров на берегу.

— Четыре с половиной, и четыре …

Марлоу повернулся, чтобы что-то сказать Бикерстаффу, но Бикерстаффа там не было. Он уже перешел на «Нортумберленд» с Королем Джеймсом и дюжиной других матросов «Плимутского приза», и плыл где-то впереди, в темноте.

Они решили использовать свою старую тактику, которая так хорошо сработала на острове Смита. Как только «Плимутский приз» окажется рядом и вступит в бой, находившиеся на борту «Нортумберленда», обойдут с другой стороны и нападут на них сзади. Это был не очень хороший план, но любое решение было лучше, чем ничего, тем более, что пираты превосходили их численностью в два раза по количеству кораблей и людей, а головорезы, с которыми они столкнулись, к тому же являлись закоренелыми убийцами, у которых не было никаких причин сдаваться и каждый сражался бы насмерть.

Марлоу немного утешался мыслью о том, что они не просто безрассудно идут на пиратов, а используют часть данной им Богом хитрости. Его успокаивала мысль, что пираты после грабежей и буйств, вероятно, были пьяны и валялись на палубе «Возмездия» в почти бессознательном состоянии.  Его ободряла мысль, что матросы «Плимутского приза» тоже опьянеют, но не от бутылок рома, а от предчувствия схватки, и он держал их в таком состоянии.  Кроме того, он чувствовал себя уверение от того, что Фрэнсис Бикерстафф и Король Джеймс будут рядом с