– Хо! – удивился пастушок. – Видать, што-то напугало Рошетту!

Розеттой была рыжая козочка, которая, отбившись от стада, теперь возвращалась галопом, подпрыгивая и беспрестанно блея.

Максим поднял глаза и успокоился. Небо было чистым; словно река, разлившаяся расплавленным свинцом, оно текло все так же равномерно, низкое и горячее.

Сезарина распевала свои куплеты… Но внезапно ее монотонное протяжное пение превратилось в пронзительный крик. Аккордеон умолк и упал…

Стоя на скале и судорожно жестикулируя, словно в эпилептическом припадке или зловещей пляске святого Витта, девчушка издавала ужасные вопли.

Крики животных и отчаянный звон колокольчиков не позволяли Максиму услышать гудение сарванов, но он ощущал их близость по вибрации своей грудной клетки…

Однако небо, ущелье и холм были безлюдны!.. Он уже собирался броситься к скале, на помощь малышке, когда неожиданное зрелище пригвоздило его к месту, заставив широко раскрыть рот от ужаса и удивления.

Девчушка по-прежнему пребывала во власти загадочного припадка. Неестественно бледная, отбивающаяся от невидимых агрессоров, она теперь висела в воздухе в нескольких сантиметрах над скалой, при том что рядом не было ничего, что могло бы поддерживать ее в таком положении!..

Затем внезапно она прекратила вопить – вероятно, от изнеможения; голос ее прервался: она еще, казалось, пыталась кричать, но из ее рта не выходило ни звука! И так как животные убежали, вечернюю тишину теперь нарушало лишь мягкое, бархатистое гудение.

Максим напряг все свои мышцы и всю свою волю, чтобы совладать с парализовавшим его испугом… Увы! увы! случилось прискорбное чудо: прежде чем он пошевелился, Сезарина Жантаз, вытолкнутая некоей неслыханной силой, поднялась в небо, словно шар, и исчезла.

Темная туча, бесконечно плывущая по небу, слегка содрогнулась, но тут же вновь застыла в неподвижности, и на этом все закончилось. Несчастье случилось так быстро, что аккордеон, выроненный Сезариной, еще продолжал гудеть среди нарциссов.

Лишь тогда Максиму удалось сбросить оцепенение, но его обуял такой страх, что он, офицер морского флота, он, не раз героически проявлявший себя в стычках с туарегами, он, с улыбкой на губах сражавшийся с грозными стихиями, со всех ног бросился наутек, оставив на лугу мольберт, картину, палитру и от испуга упавшего в обморок Сезара. Он побежал через лес напрямик, поскольку дорога делала слишком большой, на его взгляд, крюк. Несчастный кубарем скатился по обрывистому склону, падая и вставая, хватаясь за деревья, поскальзываясь на гладких скалах и вызывая сходы камней, которые летели вниз перед ним, вместе с ним и за ним, – словом, его беспорядочное бегство сопровождалось оглушительным шумом.

Однако же крыши Мирастеля внизу, как ему казалось, увеличивались в размерах буквально на глазах.

Наконец, мокрый от пота, бледный и дрожащий, с кровоточащими ссадинами, непокрытой головой и в изодранной в клочья одежде, он ввалился в зал, где его родные и Робер собрались пить чай; и пока каждый, вскочив с места, спешил ему навстречу, Максим рухнул на пол и зарыдал, до смерти стыдясь того, что его бравада закончилась столь трусливым и позорным бегством.

Его усадили в кресло. Госпожа Летелье по-матерински обняла его. Но он никого не замечал, в бессилии заламывал руки и повторял сквозь слезы неожиданные слова:

– Мария-Тереза!.. О! Мой Бог!.. Что они с ней сделали?.. Где она?.. О! Как это ужасно!..

Отец дал ему выпить чашку чаю, щедро сдобренного ромом.

– Полно, сынок, что случилось? Расскажи нам.

Максим рассказал. В завершение он признался в своей трусости, и его вновь охватило отчаяние. Он лихорадочно бил себя по лбу кулаком, говоря, что он должен бежать, лететь на помощь малышке Жантаз…

Господин Летелье запретил ему это, поручив сию миссию пяти крестьянам и четырем слугам.

– Мы были скрыты… скрыты листвой, – всхлипывал несчастный Максим. – Потому-то на нас и не напали! – Затем под воздействием рома и грусти он захныкал: – Боже мой, она улетела, будто пробка из бутылки!.. Бедная маленькая пробка!.. Поперхнулась… и ее несчастный тоненький голосок оборвался… так внезапно… И я ничего не сделал! О! Совсем ничего!..

Его родители обменялись над его головой беспокойными взглядами. Наконец господин Летелье принял решение.

– Слезами горю не поможешь, – сказал он строго. – Нужно попытаться понять, что именно случилось и как. Это исчезновение идентично исчезновению твоей сестры, кузена и кузины; вот давай и рассмотрим его со всех сторон. Во-первых, ты уверен, что это было похищение?

– О да! Она отбивалась. Сопротивлялась. И будь это слепая сила, и я, и Сезар, мы бы это почувствовали…

– Хорошо. Но ты что-то говорил о пробке. Ее вытолкнуло что-то с земли, это дитя?

– Нет-нет, все выглядело совсем не так.

– Действительно, по снегу, что лежит на Коломбье, этого не скажешь…

– Она взмыла ввысь, – промолвил молодой человек, совсем размякший под действием алкоголя, – словно несчастная марионетка, которую дергают за веревку в кукольном театре.

– Да, но ни веревки, ни троса ты не видел?..

– Там ничего не было. Даже тонюсенькой ниточки.

– Что ж… Гм!.. Строго говоря, всему должно быть свое объяснение… Вероятно, воздушный шар сарванов был скрыт облаками, в которых, как мы знаем, ему нравится блуждать незамеченным. Судя по всему, они способны видеть сквозь облака, быть может, при помощи некоей трубы, обычной трубы, проходящей сквозь плотный слой туч и слишком малого диаметра, чтобы ее можно было заметить снизу. Что же до похищения на расстоянии…

– А не могут, отец, они засасывать своих жертв?.. Я заметил в этой грозовой туче какое-то волнение, которое могло быть вызвано сильным дуновением… потоком воздуха, идущим снизу вверх…

– Ты его почувствовал?

– Нет, вы правы. На сей раз я не почувствовал даже легкого ветерка… Я уже ничего не понимаю!.. Ах! Если бы вы это видели!..

Казалось, еще немного – и, расчувствовавшись, он вновь ударится в слезы. Господин Летелье поспешил занять сына другими предположениями, более или менее невероятными:

– Столь крупный предмет, как человеческое тело, сам по себе мог вызвать то волнение, о котором ты говоришь. Скорее сарваны не засасывают своих жертв, а притягивают их с помощью некоего особого магнита, подобно тому как настоящий магнит притягивает железо. Животный магнетизм – это чего-то да сто́ит!.. И потом, есть в способности магнита притягивать предметы что-то сверхъестественное, наделенное волей, тираническое и живое, нечто такое, что будоражит разум. Видишь ли, этот способ они используют для того, чтобы притянуть к себе людей, животных и все то, что не прикреплено к земле. Для остального они пользуются секатором и предпочитают действовать ночью.

Госпожа Аркедув напомнила:

– Но разве некий гвардеец не утверждал, что слышал звуки секатора средь бела дня?

– Да, мама, но это было в безлюдном месте и с другой стороны от